Лев Фёдорович Траспов
Редактор, издатель, яхтенный капитан с 1983 года, член президиума Николаевской областной федерации парусного спорта и Всеукраинского союза писателей-маринистов, в 2019 – 2020 гг. командор Николаевской эскадры Черноморского Ротари-флота Украины в составе Международного содружества яхтсменов ROTARY FLEET.
Родился 4 августа 1954 года. После окончания в 1978 году НКИ им. С. О. Макарова работал строителем судов на заводе «Океан». В 1990 году окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Изучает историю паруса и мореплавания. Первый в Николаеве свободный издатель (исторический альманах «Именовать – город Николаев», 1989 г.). Составитель сборника «Морской Высоцкий» («Высоцкий В.С. Стихи, проза и высказывания о море», 2008 г.) и совместно с М. Цыбульским (США) – серии книг о жизни и творчестве великого поэта: ВВ-70 – ВВ-73.
Отмечая 230-летие Николаева, предлагаем вниманию наших читателей вступительный очерк к изданию 2012 года «ЯХТКЛУБ: Материалы по истории парусного спорта и Николаевского яхт-клуба».
Свой сто двадцать пятый сезон Николаевский яхт-клуб открыл 2 мая подъемом флагов на долгожданной новой мачте, однако, при полном безветрии. Как в старые добрые времена: с молебствием и водосвятием, – с большим стечением публики. Кто-то из парусной братии вскользь заметил, что мачты и кресты чем-то очень похожи.
Стальная копия ее знаменитой предшественницы установлена 25 апреля 2012 года, изготовлена на заводе «Лиман» – усердием Игоря Чеботарёва и Сергея Исакова. И тут же проснулся ветер – как только медленно, не нарушая торжественности момента, на рей подтянулся флаг самого Яхт-клуба, которым верой и правдой служит стилизованная копия кормового флага для судов Речного яхт-клуба. Ветер был легким, почти тихим, флаги на мачте едва дышали, – потому что праздник завершала детская гонка на Спасском рейде.
Небесный покровитель Николаева, витая над этим благолепием, в двести двадцать который раз убеждался, насколько был прав, остановив Г. Потёмкина. Яхт-клуб или монастырь – честно говоря, выбор у Николы Морского был несложным. А с такой мачтой вполне можно рассчитывать на получение олимпийской лицензии. Но, увы, только в 2016 году. Если, конечно, вовремя взяться за восстановление Т-образного пирса – знаменитого «Синего мостика».
* * *
НИКОЛА МОРСКОЙ*
Радуйся, обуреваемых тихое пристанище;
радуйся, утопающих известное хранилище.
Радуйся, плавающих посреде пучин добрый кормчий;
радуйся, треволнения морская уставляющий.
(Икос 7)
Родиться в благословенном Николаеве и не задаться этим вопросом? Почему и как, добряк и филантроп, святитель и святой, ревностный защитник и поборник – «светильник веры», божественный проповедник и сосуд избранный, «незаходящая звезда пресветлого Солнца», Угодник и Чудотворец предивный, предстатель и утешитель всех скорбящих, Зимний и Вешний, Дед Мороз и Санта-Клаус, в конце концов, – как это случилось, что он стал небесным покровителем корабелов и корабельщиков? И, конечно, парусников – как хранителей высокого духа всего морского дела.
Николаю Мирликийскому, епископу города Миры в римской провинции Памфилия и Ликия (Pamphylia et Lycia), поклоняются во всем христианском мире: православные, католики, протестанты. Как говорят, его почитают среди мусульман, и даже некоторые евреи.
Ажно канонизация Николая должным образом остается под сомнением – неизвестна точная дата. Святым его сделала прижизненная слава бескорыстного и тайного спасителя: не открывая себя, не выставляя благотворительность напоказ. И вековая молва о его благих деяниях – людская вера в чудо доброты. «Если даже Бог умрет, Никола Чудотворец останется с нами» – в русском православии существовало поверье, что он мог стать Богом, но не захотел – предпочел спасать попадающих в беду и помогать обездоленным. Делать добро и себя не выпячивать. Делать добро и бросать его в воду. Иногда европейцы его называют русским Богом.
Его признают своим небесным покровителем множество современных городов. И, как нетрудно догадаться, их место в списке определяется исключительно корректностью алфавитного порядка перечисления: Амстердам, Бари, Бейт-Джала (Западный берег реки Иордана), Венеция, Ливерпуль, Николаев, Нью-Йорк, Санкт-Барранкилья (Колумбия), Сан-Николя-де-Пор (Франция).
Если рожден ты у моря… Греческий мальчик Николас (Νικόλαος – «побеждающий народ») из портового города Патары на том же Ликийском полуострове, явился на свет Божий во второй половине III века. Католические писатели определяются и более точно: в 260 году. Назван был в честь своего дяди Николая, поставленного в Патарах епископом.
Родители его, Феофан и Нонна, отличались добропорядочным образом жизни, милосердием и набожностью. Были людьми зажиточными: то ли знатного рода, то ли владельцами рыбных промыслов. Конечно, очень бы хотелось, чтобы он был сыном моряка, но достоверно это не установлено.
И нигде не сказано, чтобы там он сызмальства пускал кораблики в ручьях или с пристани вдаль заглядывался, или рыбу удил, свесив ноги с Синего мостика. И не бегал он после уроков в Патарский яхт-клуб.
Напротив, в самом раннем возрасте грудной младенец Николай стал являть чудеса праведности, благочестия и подавать знаки высокого предназначения.
«С первых же дней своего младенчества святой Николай начал строгую подвижническую жизнь, которой и остался верен до самой своей смерти. При кормлении грудью, по преданию, он принимал молоко только из правой груди своей матери, а по средам и пятницам воздерживался даже и от этой пищи и вкушал ее только однажды, по совершении обычного древним христианам правила».
То есть только после вечерней молитвы. И в дальнейшем, краткое житие Морского Чудотворца излагается в православной традиции, по переизданию Сретенского монастыря 2005 года: «Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России. В 2-х частях. Изд. И.Л. Тузова, СПб., 1899. Составлено Фёдором Гусевым и Андреем Вознесенским»..
«Сохранилось предание, что во время совершения Таинства святого крещения он, никем не поддерживаемый, простоял в купели в продолжение трех часов; этим трехчасовым стоянием в купели великий младенец…» – подал первый знак своего предназначения и будущей славы.
Святость – главное физическое свойство воды. Водой освящаются миллионы вступающих в жизнь младенцев, но только единственный из них таким вот воистину «чудом предстояния в воде» обозначил прямую связь с Божественной стихией, «естеством вод», – морем.
А кто сомневается в этом, может и сам против течения реки времени подняться к истокам обрядов омовения, водокрестия, водосвятия, и еще выше – к Сотворению мира, чтобы убедиться: Бог и вода были всегда. И Дух Божий – ветер – носился над волнами. Увы, парусов тогда еще не было.
И всегда была еще одна всепобеждающая стихия, с которой обручился он с раннего детства, – бесконечная как море доброта. Из того же Источника черпается, а берется в человеке от отца с матерью.
«Добрые семена, которые они посеяли в душе своего сына, пали на плодородную почву и принесли обильные плоды. Благодаря богатым природным дарованиям отрок, руководимый Святым Духом, в скором времени настолько постиг книжную мудрость, насколько необходима она была доброму кормчему корабля Христова и искусному пастырю словесных овец».
И на равных с книжностью он весьма преуспел в подвигах поста и молитвы, в благочестии, удивлявшем даже современников.
«Его не занимали пустые, ни к чему доброму не ведущие беседы его сверстников. Столь заразительный пример товарищества, ведущий к чему-либо худому, для него был чужд. Избегая суетных и греховных развлечений, отрок и юноша Николай отличался примерным целомудрием и не только избегал всяких нечистых помыслов по отношению к женщинам, но, как строгий подвижник, избегал самого общества женщин, не говорил с ними и старался не глядеть им в лицо, боясь соблазна…»
Тем более поразительным будет выглядеть грядущее поклонение такому святоше со стороны морской братии, во все времена отличавшейся прямо противоположными добродетелями.
«Вообще, в своей юности святой Николай достиг такого успеха в добродетельной жизни, что его не беспокоили никакие свойственные этому возрасту греховные страсти: казалось, это был не юноша, а старец, отрешившийся от всего земного и всецело посвятивший себя на служение Богу». И только бесконечная доброта, как покажет его дальнейшая жизнь и посмертное бытие, сделала этого книжного юношу таким понятным и близким каждому. Потому что доброта выше святости.
Дядя-епископ рано заприметил не от мира сего дарование, принял племянника под свое покровительство и вскорости, после быстрого прохождения низших ступеней церковного служения, «посвятил его во пресвитеры». А когда дядя отправился в Палестину поклониться святым местам, он возложил на пресвитера Николая выполнение «многотрудных, но в тоже время высоких и священных обязанностей епископского управления».
К этому времени относится и Первое чудо Святого Николая: «Избавление трех дев от бесчестия», – и пусть оно еще не морское, без него нельзя понять ни самого Николая, ни вековую веру людей в его заступничество.
Скончались тогда Феофан и Нонна, оставив единственному сыну богатое наследство. «Как и следует истинному христианину, на свое богатство он смотрел как на временное и скоропреходящее: он не старался всеми средствами умножить его, как делают в подобных случаях другие люди, но единственно правильное употребление земного богатства он видел в раздаянии его нищим и нуждающимся…»
Жил в Патарах один человек, и было у него три дочери-красавицы. Когда он разорился и дошел до крайней нищеты, то додумался до жуткой мысли торговать честью своих дочерей. Проведав о греховных помыслах отчаявшегося отца, Николай трижды тайком по ночам подбрасывал в их жилище увесистый узел с золотыми монетами, «чтобы тем самым спасти его и семейство от духовной погибели». Спасенный от позора отец на это золото выдал замуж всех дочерей. Но не мог из благодарности успокоиться, и на третий раз выследил тайного дарителя. Николай же, когда попался, взял с него клятву молчания, памятуя заповедь: «Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас (Мф. 6,1)».
В то же утро клятва немедленно была нарушена, а крылатой молвой разнеслось по свету: есть еще такой человек. К Николаю восходит чудесная, вплоть до детских подарков под елочкой, традиция широкой благотворительности, он ее недосягаемый образец.
Когда дядя-епископ вернулся из Палестины, молодой пресвитер и сам решил пуститься в паломничество. Ранней весной, чтобы успеть на Пасху, он сел на корабль и совершил единственное прижизненное морское путешествие по маршруту: Патары – Александрия – Яфа (но, может быть, и Кейсария) – Патары, – протяженностью около одной тысячи миль. Несколько необычных случаев, имевших место в этом плавании, заложили основу той безграничной веры в заступничество Николы Морского, которое подтверждается чудесными явлениями вплоть до настоящего времени.
«Во время путешествия в Палестину на корабле святой Николай проявил дар глубокого пророческого прозрения и чудотворения. Когда корабль приближался к Египту, Угодник Божий, провидя беду, возвестил корабельщикам, что в самом непродолжительном времени начнется громадное волнение и сильная буря: он даже видел, как нечистый дух взошел на корабль и пытался потопить его вместе с людьми. И действительно, небо внезапно покрылось тучами, подул страшный ветер, которым корабль стало бросать как щепку. Мореплаватели пришли в ужас и единственное средство к своему спасению видели в помощи святого Угодника, к которому обратились с мольбой о своем спасении. ″Если ты, святой отец, не поможешь нам своей молитвой ко Господу, – говорили они ему,– то мы погибнем в пучине морской″. Святой Николай успокоил их и советовал им возложить надежду на милосердие Божие. Между тем сам, став на колени, обратился с горячей молитвой к Господу. Молитва праведника была немедленно услышана. Морское волнение прекратилось, наступила тишина; вместе с этим печаль и отчаяние моряков уступили место неожиданной радости за свое чудесное спасение и благодарности Господу и Его святому Угоднику, столь чудно прозревшему морское волнение, а потом не менее чудно укротившему его своими молитвами к Господу».
Кормчий корабля, на котором плыл Николай, и сам разбирался в приметах. Погоду понимал по множеству признаков: по «лику луны», его форме и оттенкам, по цвету восходящего и заходящего солнца. «И воздух, и само море, величина и форма облаков дают указания опытным морякам. Некоторые указания дают птицы, некоторые – рыбы». Равноденственные шторма налетают на континент с завидной регулярностью: во второй половине сентября и марта. Немудрено предвидеть бурю, но кто способен ее укротить?
Спутники Николая, как все моряки, были людьми наблюдательными, суеверными и благодарными, и судя по всему – христианами. Не могли они не заметить, с какой точностью молодой священник предсказал шторм, и с какой легкостью он успокоил море. «Есть еще один такой человек!» – сказали себе корабельщики, потому что уже знали, кто умеет ходить по воде и укрощать волны.
«Вскоре после этого святой Николай совершил и другое чудо. Один из матросов взобрался на верх мачты; спускаясь вниз, он поскользнулся и, упав на палубу, ушибся до смерти. Радость мореплавателей сменилась печалью. Они склонились над бездыханным телом своего товарища. Но прежде, чем мореплаватели обратились к святому Николаю с просьбой о помощи, он сам помолился ко Господу, Который, как и ранее, внял молитве Своего Угодника. Мертвый юноша воскрес и на глазах у всех встал, как будто пробужденный от глубокого сна. Присутствовавшие при чудесном воскрешении мореплаватели прониклись еще большим уважением к чудному своему спутнику.
Корабль, охраняемый молитвами святого Угодника, продолжал плавание и благополучно пристал к берегам большого торгового города Александрии, что в Египте».
Пока судно приводилось в порядок после опасного плавания, «святой Николай приложил заботы к уврачеванию недугов местных жителей: одних он исцелил от неизлечимых болезней, из других изгнал мучившего их нечистого духа, некоторым, наконец, подал утешение в их душевных скорбях». И в этом портовом городе оставил по себе добрую память.
В скором времени, дождавшись ветра из африканской пустыни, корабль благополучно доставил Николая в Палестину. Здесь он провел почти четыре года в постах и молитвах, поклоняясь святым местам. Жил отшельником в пещере близ деревни Гило, что между Иерусалимом и Вифлеемом. Византийский город на этом месте позднее назвали Никополисом, а ныне – это арабский Бейт-Джала. Навсегда хотел он остаться в Святой земле. Но был призван на служение людям.
«Но Господу угодно было, чтобы такой светильник веры, каким был святитель Николай, не оставался под спудом в пустыне, но ярко освещал нуждавшуюся в нем Ликийскую страну. И вот, по изволению свыше, благочестивый пресвитер решил возвратиться на свою родину и для этого условился с корабельщиками, обязавшимися доставить его туда. Во время плавания Угоднику Божию пришлось испытать на себе ту людскую злобу, борьба и победа над которой была предсказана в самом его имени. Вместо того, чтобы плыть в Ликию, как обещано было святому Николаю, злые корабельщики, воспользовавшись попутным ветром, направились в совершенно другую от Ликии сторону. Заметив этот злой умысел, Угодник Божий пал к ногам корабельщиков, умоляя отправить его в родную Ликию, но жестокосердные корабельщики остались непреклонны в своем преступном намерении, не подозревая о том, какому Божественному гневу они подвергались за свой злокозненный поступок. Тогда святой Николай обратился к Господу с горячей молитвой о помиловании, которая скоро была услышана. Внезапно поднялся чрезвычайно сильный ветер, повернувший корабль и быстро понесший его к берегам Ликии. Прибыв против своего желания в Ликию, корабельщики весьма опасались наказания за свой злой умысел, но обиженный ими путник по незлобию своему не сделал им даже ни одного упрека: напротив, благословил их и отпустил с миром домой».
Так закончилось единственное при жизни плавание Святого Николая. Корабль этот был из Родоса. Поймав попутный ветер, кормчий не смог устоять от соблазна поскорее достичь родной гавани. Хотя, конечно, так поступают только пираты. Может быть, этот случай дал повод и морским разбойникам считать Николая своим покровителем.
И это «Чудо Родосского корабля» не осталось незамеченным, разнеслось крылатой молвой, и даже более первых двух закрепило за Николаем в памяти морских поколений немеркнущую славу чудотворца. «Он умеет управлять ветром!» – сказали себе те корабельщики, которые еще не были христианами. До Николая это умел делать только Нептун. Один из матросов даже припомнил строки из поэта-мариниста Вергилия:
Ветры! Как смеете вы, моего не спросив изволенья,
Небо с землею смешать и поднять такие громады?
Вот я вас! А теперь пусть улягутся пенные волны, –
Вы же за эти дела наказаны будете строго!
И странным образом, но до сих пор, Нептун с Николаем на равных делят заботу о мореплавателях. Кто с этим утверждением не согласен, пусть сам попробует сказать, только у себя на борту, мол, плевать я хотел на вашего Нептуна. А мы понаблюдаем с крутого бережка, что произойдет далее!
Вернувшись на родину, Николай жил в умеренной простоте, был кроток сердцем и смирен духом, «чужд всякой надменности и своекорыстия». Продолжал творить добро: «для плачущих был утешителем, для нищих – питателем». Его избрали епископом в Мирах Ликийских. При императоре Диоклетиане несколько лет отсидел за веру. При Константине воевал с языческими идолами, принимая их за демонов. Сравнял с землей капище Афродиты в Мирах, между прочим, тоже морской богини.
И при жизни он никогда больше не выходил в море. Разве что во снах или дивных видениях других людей. Чем только пополнялся список морских чудес.
Случился в каком-то году неурожай в стране Ликийской. Спасая паству от голодного бедствия, Николай приснился некоему купцу, загрузившемуся зерном в далекой Италии, вручил задаток и приказал направить груз в Ликию. Когда торговец проснулся, то увидел в своей руке три золотые монеты. Будучи честным негоциантом, он тут же привел корабль с хлебом то ли в Миры, то ли в Патары, об этом предание умалчивает. Удачно распродавшись, купец не мог удержаться, и рассказал жителям о таком удивительном сне. А те безошибочно признали в чудесном спасителе своего архипастыря.
«Когда голод тяготил твою митрополию и когда некоторые плаватели, имевшие на корабле своем запас хлеба, намеревались плыть мимо той пристани, ты заставил их войти в оную, дав им в залог три златницы (что тотчас сделалось для всех известным), и таким образом, доставив пищу алчущему народу, отвратил от него мучение голода».
Какого размаха достигла на море его слава защитника и спасителя еще при жизни, красноречиво свидетельствует «Чудо Ликийского корабля». Шел корабль из Египта в Ликию. Налетел страшный шторм, изорвал паруса и снасти, развернул бортом к волне, заливает трюм. Нет силы, способной удержать в руках кормило. Надежды никакой. Остается только молиться. Корабельщики эти никогда его не видели, но были наслышаны, когда-то в этом же районе тот самый Николай, что ныне поставлен епископом в Мирах, дивным образом спас Египетский корабль: усмирил бурю, остановил волны, вернул к жизни сорвавшегося с мачты. Только дело это очень давнее, теперь он в море не ходит. Но в самую безнадежную минуту стали они звать на помощь.
«После молитвы корабельщиков, обращенной к нему, он немедленно появился на корабле, стал на корме и со cлoвами: ″Вы звали меня, и я пришел к вам на помощь, теперь не бойтесь!″ – начал править судном. По воле угодника Божия ветер стих, и на море наступила тишина. Так сильна была вера святителя Николая. <… > Верой он повелевал морю и ветру, и они слушались его. По утишении морского волнения образ святого Николая исчез. Пользуясь тихим попутным ветром, корабельщики благополучно достигли Мир и, движимые чувством глубокой благодарности к святителю, избавившему их от неминуемой смерти, сочли своим долгом лично поблагодарить его здесь».
Они встретили его по дороге в церковь, припали к ногам своего спасителя, от всего сердца его благодарили. Он же пошел дальше, и «прозорливым духом проник в души корабельщиков и увидел, что они заражены скверной любодеяния, которая так удаляет человека от Бога и Его святых заповедей. Поэтому святитель позаботился отеческим увещанием отклонить их от этого греха и тем спасти от вечной погибели».
Что из этого вышло, предание не доносит до грешных потомков. Судя по всему, ничего. Как подсказывает исторический опыт, «Чуда избавления корабельщиков от любодеяния» у него не получилось. Потому что эта область мореплавания находится в полном заведовании ветреной богини Венеры Ликийской. Она и поныне не простила Николаю разрушение своего капища, и всеми способами сражается за тела корабельщиков, не претендуя особо на их души. А между женскими хитростями и дьявольскими кознями нет никакой гендерной разницы.
Таким образом, «живя еще во плоти», Святой Николай совершил нижеследующие чудеса, которые сохранились в благодарной памяти моряков и укрепили веру в его чудодейственную силу заступника и покровителя, заложили важнейшие морские традиции.
1. Родился у моря.
2. Младенцем простоял три часа в купели с водой.
3. Сам ходил в море.
4. Остановил весеннюю равноденственную бурю и спас от смерти молодого матроса на Египетском корабле.
5. Вызвал на себя сильный ветер и повернул вспять Родосский корабль, с учетом погодных условий простил корабельщикам совершенное ими зло.
6. Спас от голода целую страну, призвав Италийский корабль с хлебом.
7. Своею рукой вывел Ликийский корабль из осенней равноденственной бури, явившись на нем уже в таком ожидаемом образе хранителя.
Становилось удачной приметой получить его благословение, и прежде чем предаться волнам, мореходцы шли к мирликийскому архиерею. Под знаком добра святитель Николай дожил до глубокой старости и удостоился легкой смерти после непродолжительной болезни, «с радостью отходя в ожидавшую его блаженную жизнь. Душу его, как великого Угодника Божия, святые Ангелы отнесли к Господу; честное же тело его при многочисленном собрании епископов Ликийской страны, клириков, иночествующих и народа, было погребено 6 декабря в соборной мирской Церкви».
Случилось это в 345-м или 351 году, в пятницу, на чем сходятся практически все исследователи. Только на эти два года в ближайшем обозрении пятница выпадает на 6 декабря. Но что абсолютно точно: после этого дня корабли в море по пятницам не выходят.
Посмертное бытие не оставило сомнений в святости Николая. «Господь сподобил его честное тело нетления и особо чудотворной силы. Его мощи начали источать благоуханное миро, обладающее даром чудотворений. Помазующимся им с верой в святителя Божия оно сообщает и доныне исцеление от всех болезней, не только телесных, но и душевных, отгоняя также нечистых духов, которых так часто побеждал святитель при своей жизни». Со всего христианского мира потянулись к его гробнице паломники, слава о нем обошла все края и моря, долетела до самых отдаленных пределов.
Наиболее ранним тому свидетельством явилось «Чудо спасения корабля от потопления», которое смело можно называть и «хождением за пять морей».
Греческий город Танаис находился на крайнем севере Ойкумены, при впадении в Меотиду одноименной реки, много позднее названной Доном. Как только с южными ветрами домчалась туда молва о блаженной кончине Николая, танаитяне снарядили надежный корабль, не забыв загрузить его пшеницей, чтобы самим отправиться в далекую Ликию, приложиться к нетленным мощам и доставить в родной город чудотворную жидкость.
И вот уже было снимались с причала, как подошла к ним кроткая женщина, по другим источникам, такая себе благообразная старушка, и попросила доставить в Миры сосуд с елеем, и подлить его в лампадку при гробе святителя. Слаба, мол, больна, самой вот хотелось бы поклониться, да куда мне в такое дальнее плавание, а вас защитит он в тяжелой дороге. Не чуя подвоха, доверчивые корабельщики охотно взялись выполнить настолько благочестивую просьбу.
Как раз и Борей попутный подхватил груженое судно, полной грудью вздымает ветрило. Уже за кормой остался опасный Боспор Киммерийский. Радуются они: ветром наполнен парус, благополучно начало похода. Корабль предается просторам безбрежного Понта Эвксинского. Радуются они, всё предвещает удачу.
И вдруг налетает встречный ветер, стеной поднимает свирепые волны, жестоко терзает несчастный корабль, и не дает ему дороги вперед. Не догадываются корабельщики, какая сила их удерживает. Знают только, что корабли против ветра не ходят. И смирившись, они покоряются ветру – поворачивают домой.
Но тут им навстречу является Святой Николай. Он идет против ветра в небольшой лодке. «Куда плывете, добрые люди?» – Ваше спасение в ваших руках, объясняет он им. Демон попутал вас в образе женщины. Выбросьте за борт злокозненный сосуд, «елей в нем смешан с бесовскими чарами, губительными для пловцов». И уходит вдаль за горизонт, указывая путь заблудшим корабельщикам.
«Мореплаватели послушались чудного мужа и бросили сосуд с елеем в море. Внезапно оттуда поднялся чёрный дым, пламя и отвратительный смрад; море расселось, и со дна морского поднялось клокотанье; сами капли морские обратились в огненные искры. Смертельный ужас объял мореплавателей, и они начали кричать. Угодник Божий не оставил их и теперь. Снова явившись, он велел им оставить страх и своим властным словом уничтожил диавольское наваждение. Тотчас повеяла тихая прохлада, и в воздухе распространилось чудное благоухание».
Корабль продолжил свой бег, благополучно прибыл в Миры, поклонился святым мощам, в одну навигацию вернулся в родную гавань, а корабельщики на весь мир поведали, что сотворил святитель на этот раз.
«Чудо Танаисского корабля» возымело несколько важных последствий, и довольно точно можно определить время его сотворения – между кончиной Николая и гибелью Танаиса. Город полностью выгорел в самом начале V века. При весьма загадочных и не выясненных до сих пор обстоятельствах. И больше никогда не возрождался.
После дьявольского катаклизма море наше стало называться Черным. Более достоверного свидетельства, чем дым на всё море, пока никем не предъявлено. И не вопрос, было ли всё это делом рук самого адского исчадия, принявшего облик пожилой женщины, или бессильной местью демона Венеры. Женщина – сосуд греховный, тут нет никакой половой разницы. Однако, крепко обиженный, но вечно молодой демон не использует теракты для достижения своих коварных целей. Отсюда, из конца IV века, и восходит незыблемый принцип хорошей морской практики: женщина на борту приносит несчастье, если она пожилая.
В новейшей истории тому бесчисленное множество примеров. В самом начале III тысячелетия н. э. в Николаевском яхт-клубе дважды зимовал одесский четвертьтонник «Святой Николай». Его экипаж состоял из четырех человек: кормчего, пребывающего в сане отца Никодима, и трех проворных матрон, то есть матросов женского пола. Без коих на борту яхта эта вообще не выходит в море. И всегда ей сопутствует удача и белая зависть всего Черноморского парусного флота.
Приближались, однако, и невеселые для Николая времена. Спустя три века после его блаженной кончины начиналась эра ислама. Византийская империя медленно сжималась, теснимая мусульманской экспансией. В том числе и на морском театре. Первым звонком была знаменитая «Битва мачт» в 653 году (31-й по хиджре): имперский флот потерпел серьезное поражение у ликийского мыса Феникс. А в 792 году багдадский халиф Харун Аль-Рашид приказал начальнику флота Хумейду захватить остров Родос. Арабский адмирал, опустошив Родос, высадился в Ликии, имея целью разрушить гробницу морского предстателя. В пример потомству, Синдбад-мореход в эти же годы был занят мирным освоением Индийского океана.
Чтобы утвердить превосходство на море и лишить христиан последней надежды, он «прибыв в Миры и покусившись разломать священную гробницу святого Чудотворца Николая, сломал вместо нее другую, стоявшую поблизости. Но чуть он это сделал, на море поднялась страшная буря с громами и молниями и разбила довольно порядочное количество хищнических судов, и сам богоборный Хумейд кое-как спасся».
Средиземное море на этот раз он отстоял. Византийский флот несколько веков сдерживал натиск мусульман. Но на границах Малой Азии уже гарцевали турки-сельджуки. Южные провинции всё чаще подвергалась набегам и грабежам. В сентябре 1034 года, «когда на небе стояла комета, сарацины снова взяли город Миры». Взяли с моря, разрушили до основания, жители бежали в горы и прятались в пещерах. Ответной бури не было, мощи угодника не пострадали, их надежно спрятали под алтарем церкви его имени. Но защитить родную землю от поругания уже не мог даже Николай.
Когда в конце XI в. турки завладели Ликией, святость Николая вот уже семь столетий повсеместно почиталась христианами. И, конечно, не только моряками. Но не было ни одной гавани, чтобы там не знали о чудесах, творимых на море и не уповали на небесное заступничество. Начиная с V века, когда у ликийских греков он уже признавался святым, изустно, а также в хрониках и летописях, передавалось житие с описанием всех чудес его при жизни и по смерти, отмечался день его памяти – 6 декабря, слагались песнопения и молитвы. К VIII в. он почитался и во всех западных церквях. Особенно в приморских городах, таких как Бари, Пиза, Венеция. От Яфы до Генуи, ни один корабль не выходил в море, чтобы не испросить у Николая доброго знака.
А он вспомнил о честном итальянском негоцианте, который когда-то, еще при жизни, откликнулся на призыв и помог спасти Ликию от голода. И он приснился некоему священнику из апулийского города Бари, ближайшего из портов на латинском побережье, и повелел: «Пойди и скажи клиру и народу, чтобы они взяли из Мир Ликийских мощи мои и перенесли в здешний город; ибо Господу не угодно, чтобы я оставался там в пустыне».
На самом же деле, он понял, что миряне его предали. И позволил своей душе навсегда покинуть Ликию. Вослед отступило и море: древние гавани, руины Мир и Патар лежат сегодня в нескольких километрах вглубь берега под слоем ила и песка.
Клир и народ – корабельщики, рыбаки и торговые люди, давно ждали подобного знака свыше. Набеги арабов, франков, норманнов и славян не давали поднять голову, истощали город Бари, расположенный куда удобнее той же Венеции, богатеющей на глазах и расцветающей с каждым днем.
Как только ветры пригнали тучи черных вестей с Востока, баряне с ужасом представили, что будет, если Николай попадет в мусульманский плен или соседи-венецияне окажутся расторопнее. Они тут же снарядили три больших корабля, по примете загрузили их пшеницей, и с открытием моря ранней весной, окольным путем через Антиохию Сирийскую, чтобы не прознали вездесущие конкуренты, пустились в далекое плавание. Числом их было 47 человек, «священников, клириков и других благочестивых и богобоязненных мужей», не считая прислуги и матросов. Случилось это ранней весной 1087 года.
Храм морского угодника в Мирах был еще цел, но город вот уже несколько десятилетий пребывал в запустении. Посланные вперед лазутчики донесли, что турок в окрестностях не видели. Желанную святыню охраняли четверо преданных старцев. Баряне смиренно вошли в храм, поклонились святому престолу, добром попросили сторожей указать им местонахождение святого тела угодника, предложили выкуп в 300 золотых. Монахи, понятно, денег не взяли и пытались бежать, чтобы призвать на помощь мирян, скрывавшихся в горах от сельджуков. Баряне связали старцев, и под страхом смерти одному из них, другой признался, где покоятся нетленные останки. Почтенный старец показал и другое: в прошлом году святитель «явился в видении трем человекам, приказывая им объявить жителям города Миры, которые боясь турок ушли отсюда на гору, чтобы они возвратились жить и стеречь город, или знали, что он переселится в другое место».
В истории сохранилось имя юноши, который угрожал старику и вскрыл саркофаг железным молотком:
«Тогда смельчак Матфий, не будучи в силах сдерживать долее горячность своего духа, сильно ударил по крышке и разбил ее в куски. Когда он снял ее, то увидел, что рака была полна святой влаги. Вдруг распространился такой благоуханный запах, что всем присутствовавшим казалось, что они находятся в раю. И не для одних только присутствовавших в храме был ощутим этот чудный запах, но, подхваченный ветром, он донесся до самого моря, отстоявшего на 3 мили: и здесь ощутили его прочие товарищи их и исполнились радости, так как в этом они увидели согласие Угодника Божия на исполнение задуманного ими предприятия. Смелый юноша Матфий спускается в раку и, погрузив свои ладони в находящуюся в ней влагу, находит святые мощи плавающими и превосходящими своим ароматом всякие благоухания. Сторожа, видя, что святой Угодник дает согласие на перенесение его мощей, предаются горьким сетованиям».
Благочестивый налет закончился успешно, добыв священную реликвию, баряне в спешке отступили на корабли. Хотели еще прихватить древнюю икону Чудотворца для его новой церкви, которую поклялись построить, но не успели, «так как святой Угодник не хотел совершенно оставить Ликийской страны».
Граждане мирские, поздно опомнившись, «в громадном количестве собрались к барским кораблям и громким плачем выражали свое горе. Будучи не в состоянии сдерживать себя, они в одежде и обуви шли в море и здесь хватались за рули и весла кораблей». Они просили вернуть заступника, если не всего, «то хотя бы часть от него дайте нам, чтобы не совсем лишиться нам такого покровителя».
Баряне их утешали: у вас остается гроб его, полный благоухающей влаги и исцеляющая икона, – «а сами поспешно оплывают от пристани. Баряне сознавались, что почти на две мили слышен был плач стоящих на берегу мирян и что немного было самих барян, которые не плакали бы, сочувствуя их горю».
С попутным восточным ветром, под самой надежной, изо всех возможных на море, защитой пустились они в обратное плавание.
«Выехали из Мир баряне в апреле месяце 1087 года. Сначала, в первый день по выезде из Мир, барянам помогал плыть домой попутный ветер. Но на следующий день подул сильный северный ветер и повернул их корабль по направлению к городу Патары (родине святителя Николая). Баряне устрашились, думая, что угодник не хочет расставаться с берегами Ликии; вместе с тем они боялись преследования, потому что Патары находились недалеко от Мир. Поэтому баряне, уже утомленные дорогой, причалили на время к пристани Макри. Здесь они стали рассуждать, отчего так мало продвинулись во время трехдневного пути».
Здесь кроется явная ошибка. Похоже, церковных историков не очень заботили реальные условия этого перехода. Не мог северный ветер погнать корабли на север. Патары расположены практически на одной широте с Мирами. Следовательно, выше маршрута барийских кораблей. Направив корабли в Патары, агиографы, похоже, пытались напустить искусственных чудес в это историческое плавание.
На самом деле, Николай стремился быстрее покинуть Ликию, и на второй день, когда корабли обогнули северную оконечность острова Родос, он изменил восточный ветер на северный, который на отрезке до «пристани Макри» опять же стал попутным. Пройденные в первый день сто миль соответствуют и возможной скорости хода полными курсами для судов тех времен. А до штормового ветер разыгрался по другой причине.
По «Лоции Эгейского моря», изданной ровно через 900 лет, «островок Макри высотой 100 метров находится в 1,8 мили к WSW от мыса Коприя», что на западном берегу острова Родос.
Три дня отстаиваясь от шторма за высокой скалой, баряне ломали голову, от чего это он передумал и не пускает идти на запад, точно ли это мощи самого святителя, все ли они в наличии, «не взял ли кто из товарищей по чувству усердия и веры частицу мощей»? Благочестивую догадку решили проверить клятвой на Евангелии. «Пятеро признались в этом проступке и отдали похищенное. Тогда море успокоилось, и подул благоприятный ветер. Мореплаватели поняли, что их священный долг привезти в Бар драгоценный клад в целости, и с тех пор путь их продолжался счастливо».
Эгейская лоция описывает и мыс Трахья, расположенный к юго-западу от Макри, и пролив между островами Алинья и Халкия, выводящий в Критское море.
«Когда мореплаватели миновали залив Трахеи, одному из путешественников в глубоком сне явился святитель Николай и сказал: ″Не бойтесь, я с вами! Через 20 дней мы придем в город Бар″. Проснувшись, мореплаватель рассказал о видении товарищам, и они исполнились глубокой радости».
До прибытия кораблей в Апулию еще только об одном настоящем чуде свидетельствует западный писатель Никифор Барийский, несомненный участник плавания, на хронику которого при пересказе событий ссылается издание Сретенского монастыря. Истинность этого чуда документально подтверждается примером из новейшей истории. Произошедшим на Черном море 25 июля 2006 года с рулевым 1-го класса николаевского крейсера «Альтаир» Константином Лопушанским.
«В дальнейшем на пути произошла следующая удивительная вещь. Одна маленькая птичка села на правом руле судна, на котором везли святые мощи. Ходя по нему без всякого страха, как будто была привычной жительницей его, она тихо вспрыгнула на руку одного из мореплавателей, который в то время правил рулем. Оттуда перелетела к месту, где покоились святые мощи, и, напевая тихонько, носом своим клевала тот сосуд, в котором сокрыта была святыня.
Ибо пение птицы было хваление, а прикосновение клювом означало лобзание, которое она верно приносила святому телу. Напевая, она облетала каждое из судов и всех людей и видна была всем, воздавая хвалу блаженства им за то, что они везли такого велелепного и дивного пастыря. Исполнив долг своего послушания, она отлетела и скрылась из виду».
Строго через двадцать дней, в субботу 8 мая, корабли пришли в родную гавань. Но только следующий день вошел в историю великим праздником: «перенесение мощей с берега в Бар-град произошло 9 мая, и именно в воскресенье, каковые число и день действительно совпадают в 1087 году (Пасха была 28 марта), но не в один из близлежащих годов».
И в новейшей истории на эту дату выпадает Великий День, связанный с именем Николая – именем Победы. Кто обладает мистическим мышлением, наверняка согласится, что ради приведенных выше совпадений можно пренебречь дьявольскими уловками календарных стилей или на один день перейти в католичество.
«Наконец, после продолжительного путешествия баряне 8 мая пришли в пристань святого Георгия, Христова мученика, отстоявшую на 4 мили от города Бара. Отсюда они дали знать жителям Бара о скором прибытии в их город мощей знаменитого Чудотворца Востока, а сами занялись приготовлением деревянного ковчега, в который и были положены мощи святителя.
Между тем, молва о прибытии барян с мощами великого Чудотворца разнеслась по всему городу, и на следующий день, 9 мая, на столь чудное и желанное зрелище стеклась огромная толпа народа».
Николай воспрянул. Тотчас же по прибытии мощей «от них потекли многочисленные исцеления». Через неделю хронист Никифор сбился со счета, ежедневно фиксируя, сколько и от каких недугов: в первую ночь – 47 человек, а всего их было 111, – выздоровело после прикосновения к святыне. Верные моряки напомнили согражданам, что в Мирах обещали Святителю воздвигнуть ему достойный храм.
Святой престол подхватил начинание. Уже со следующего года папа Урбан II включил «обретение мощей» в число официальных праздников, а в 1089 году «он со своим священным собором пришел в Бар-град, освятил новую церковь во имя святителя Николая и своими священными руками положил в новую раку честные мощи Угодника Божия». С первого же мгновения и по сей день от них выделяется чудодейственная целительная жидкость – «манна от мощей святого Николая, истекающая, как вода».
Когда начиналось строительство, Николай ответил барянам достойным морским чудом. Новую церковь решено было утвердить на 26-ти мраморных колоннах, 25 из которых были выставлены, а на оставшуюся никак не могли сыскать мрамора, и построение храма остановилось.
«Строители и весь город были повергнуты в сильную печаль. Но вот спустя несколько дней чудесным промыслом Чудотворца и святителя Христова Николая явился мраморный столб, который вне города плавал в море, как сухое дерево. Когда увидели его рыбаки и другие люди, то хотели поймать, но лишь только хотели коснуться его, он погружался в глубину, после же опять выплывал, так что принуждены были оставить его. В самую полночь, когда все спали, в городе вдруг стали звонить колокола сами собой, когда никто к ним не прикасался. В это время святитель Николай с двумя Ангелами перенес плававший столб с моря в город, принес в строившуюся церковь и поставил на приготовленном для него месте. Тотчас же в городе все пробудились и поспешили в церковь, и те, которые прежде пришли в нее, ясно видели, как святитель Николай с двумя Ангелами поставил столб и затем сделался невидим».
Столб этот сегодня огражден решеткой и «обладает целебной силой, особенно для страдающих головной болью». Решетку установили после того, как «многие для исцеления начали отсекать от него части железными орудиями».
Барийская церковь Святого Николая хранит и другие тематические реликвии: «висящее изображение корабля, который святитель избавил на море от потопления» и огромную китовую кость, «толщиной в человеческую ногу и длиной в две сажени», прикованную железной цепью. Лампада у чтимой иконы Николая изображает святителя сидящим в лодке.
«Один из тамошних рыбаков закинул сеть в море на имя святителя Николая, будучи уверен, что в таком случае его труд не пропадет даром. И тотчас поймал чрезвычайно большую рыбу, так что сам никак не мог вытянуть ее и поэтому молил того же скорого помощника, который дал ему эту рыбу, помочь ему и вытащить ее, опасаясь, как бы она не утащила его самого в морскую бездну. И только с большим трудом, убив рыбу первоначально в воде, вытащил ее мертвую. Затем, взяв одну кость из ребер, принес ее в церковь Святителя Николая и перед всеми исповедал славное его чудотворение».
И совсем недавно к морским реликвиям добавилась икона Фёдора Фёдоровича Ушакова, который со своим флотом, как известно, освобождал южную Италию от захватчиков-французов. Высадил десант, взял штурмом Бари, при жизни встретился с Николаем и получил рекомендацию на грядущее причисление к сонму святых. «Где Ушаков – там Победа!»
Последнюю тысячу лет католические баряне и множество паломников, большей частью русских православных, а также туристы со всего мира, что съезжается в город к этому дню, празднуют 9 мая не только всенощной молитвой. Как сообщают нетленные интернет-хроники, «в честь святого устраивается грандиозный фестиваль, который длится 3 дня: с 7-го по 9 мая. Восьмого числа мощи святого помещаются на борт лодки, которая дрейфует перед городом в сопровождении кортежа из множества других лодок (Festa a mare)». Можно договориться с местными рыбаками и помолиться статуе Николая XIV века в открытом море.
День Николы Морского 9 мая еще сто лет назад признавался, по сравнению с Днем памяти 6 декабря, более значительным праздником и в Римской католической, и в Русской православной церквях.
А вот греческое православие вовсе его не празднует. Так и не смирилось с переносом мощей, считая его разбоем. Забывая при этом, что святыня фактически была спасена от уничтожения вместе с Мирликийским храмом.
И не мусульмане разрушили обитель. Случилось это только в XVI веке, когда в результате землетрясения селевые потоки с горного озера и разлив реки Мирос затопили древние стены грязью, илом и глиной. Кто наслал бедствие, легко догадаться, но это уже не имеет отношения к мореплаванию, парусному спорту и Николаевскому яхт-клубу.
Великая морская держава Венеция по заносчивой самоуверенности несколько запоздала на старт гонки за мощами Святого Николая, но триумфальным заходом в Бар-град его последнее плавания далеко не закончилось. Только через тысячу лет было научно доказано, что венецияне таки заполучили реликвию – факт, который вплоть до наших дней не признавался ни барянами, ни православными.
Венецияне, в отличие от барян, имели с морским заступником более давние и доверительные отношения. Уже с VII века упоминается в хрониках венецианская церковь Сан-Николо деи Мендиколи (Mendicoli по-итальянски – попрошайки). Название лишний раз напоминает, что добро предваряет все другие его чудеса, в том числе и по морской части.
Венеция задолго подготовилась к мирликийскому делу. В 1044 году дож Доменико Контарини построил на острове Лидо, прикрывающем Лагуну от моря, церковь Сан-Николо ди Лидо – и более полувека терпеливо ждала она хозяина, а моряки уходили в плавание, призывая его в молитвах.
В Первом же крестовом походе, под видом морского разбоя, рачительные венецияне подобрали в многострадальных Мирах оставшуюся часть святыни, которую в спешке не взяли суетливые баряне.
Николай пришел в Венецию 6 декабря 1099 года и плечом к плечу со Святым Марком, Георгием Победоносцем встал на защиту республики от морских невзгод, склочных соседей и алчных иноземцев.
Лев с книгой, символ евангелиста Марка, главного покровителя города, по-видимому, один не справлялся. Если только упомянуть всех святых и блаженных, которых собрала у себя дальновидная Венеция, то перечисление займет не менее страницы. В порядке вещей считалось, что чем больше, не вдаваясь в анатомические подробности – мощей, соберется в окрестных храмах, тем надежнее город и порт будут защищены от всяческих бед и напастей. А на кого еще положиться? Вся Европа азартно гонялась за реликвиями. «Священное воровство» – FURTA sacra – признавалось Римской церковью благодеянием.
И, кстати, в начале IX века богоугодным воровством Венеция обрела и мощи самого апостола Марка. У Александрии, после ее завоевания арабами. Когда венецияне на 10-ти кораблях, как бы поторговать, а на самом деле это был почетный эскорт, прибыли в Египет, им пришлось обвести вокруг пальца не только ненавистных сарацин, но и братьев по вере христиан. Вместо мощей святого апостола они подложили в раку его александрийского храма мощи святой Клавдии. И молчит предание, откуда они взялись в Александрии, если Клавдия приняла мученическую смерть в Риме. Неужели с собой привезли на бартер?
С басурманами куда проще: «тело евангелиста было положено в большую корзину и сверху покрыто свиными тушами, к которым не могли прикоснуться сарацины даже при таможенном досмотре». А корзину для надежности спрятали в парусах.
Эти венецияне и Марка "обморячили"! На переходе из Египта и он сотворил морское чудо. В ночном видении явился монаху и предупредил об опасности наскочить на камни вблизи какого-то острова, если вовремя не убавить парусов. Моряки прислушались, на малом ходу осторожно прошли незнакомое место, а утром убедились, насколько был прав апостол. В родную лагуну корабль прибыл в День памяти Святого Марка, 8 мая. Такого торжественного приема, какой Венеция устроила Марку, впоследствии удостаивался только Николай.
Его черед пришел спустя два века. Венеция дождалась удобного момента, и в Первый крестовый поход выставила 200 кораблей. В Палестину, однако, не очень спешила. Епископ Венеции Энрико, сын дожа Контарини, молясь перед выходом в море на острове Лидо, дал священный обет вернуться с мощами святителя. Проходя барийский рейд, венецияне не заметили выстроенной у соседей новой базилики. Настолько успешно баряне скрывали пребывание у них хранителя моряков. Иначе крестовый поход мог бы закончиться взятием Бари, а не Иерусалима.
Еще целых полгода венецианский флот ходил вокруг да около. Перевозил крестоносцев, поставлял снаряжение и продовольствие, на всякий случай, разгромил у Родоса флот конкурентов-пизан, – перед тем, как нагрянуть в Ликию. Венеция так разбогатела, что на семь веков стала владычицей средиземноморскою, – благодарности в адрес Николая не было предела.
А в Мирах – никаких чудес. Обычный налет: высадились как все – с моря, как намедни баряне, запустили лазутчиков, убедились, что вокруг никого, что плохо лежит. Город разрушен, но храм устоял. Его стерегла та же четверка верных служителей, лет на десять, правда, постаревших. Стали их про Николая допытывать. Один сразу признался, зная по опыту, что очередного паломничества всё равно не избежать. С вероятностью в двадцать пять процентов можно утверждать, что им оказался тот же монах, который и перед барянами не устоял, глядя как мучают его товарища. И он указал на гробницу, где и покоилась часть мироточащих мощей, оставленная вечно спешащими и невнимательными барянами. Которые последнюю тысячу лет категорически отрицают свою халатность – они выгребли всё подчистую.
Но так было только в действительности, а на самом же деле, и это записано в хрониках, в том числе и в «Истории Венецианской республики» Джона Норвича, венецияне «высадились, ворвались в церковь и скоро обнаружили три гроба из кипариса. В первых двух находились останки святого Теодора и дяди святого Николая, третий, принадлежавший самому святому, оказался пустым. Они допросили церковных служителей, даже пытали их, стремясь выяснить, где святыня. Несчастные могли лишь сказать, что мощей у них больше нет, несколько лет назад они были вывезены купцами из Бари. Но епископ не мог в это поверить. Упав на колени, он громко молился, просил, чтобы ему открылось место погребения святого. И только собрались они покинуть здание, как в отдаленном углу церкви появилось свечение, и они увидели еще одну могилу. В ней – как рассказывает легенда – лежало неповрежденное тело святого Николая. Он сжимал в руке пальмовую ветвь, свежую и зеленую, которую принес с собой из Иерусалима. Все три тела были торжественно перенесены на корабли. Венецианцы завершили свою миссию и отправились наконец-то в Палестину».
Николай пребывал с веницианским флотом до последнего дня кампании, пока 25 июля 1099 года не был взят славный морской город Хайфа, и совершенно очевидно, кому обязаны крестоносцы своими невероятными успехами.
Епископ Энрико сдержал слово, но до 6 декабря спешить было некуда: в этот день дож, клир, патриции и граждане с ликованием встречали корабли в Порто-де-Лидо, мощи Николая и двух других святителей были с великими почестями положены в освященной его именем церкви.
Тысячу лет Венеции никто не верил! Баряне, понятно, обвиняли ее в подлоге. Православная церковь дипломатично отмалчивалась вплоть до конца XX в. Только в 1992 году католические ученые, с верой в Господа, с применением радиоуглеродного метода и анализа ДНК строго доказали, что честные мощи Святого Николая хранятся в обоих городах. Распределены между совладельцами в примерном, чтобы не считать до косточки, соотношении три четверти к одной, – в пользу Бари. Но главный довод, к чести Венеции: кто бы ей позволил стать невестой моря и так удачно выскочить замуж, допусти она «священный подлог». Как бы там ни было, до прихода Николая обряд обручения Венеции с морем – Sposalizio del Mar – носил характер скромной помолвки в рыбацкой деревне. На праздник Вознесения дож и епископ, отслужив мессу в соборе Сан-Марко, выходили на рейд острова Лидо в открытое море на небольшой барже. Дож обращался с молитвой: «Господи, даруй нам и всем тем, кто поплывет вслед за нами, спокойное море». Епископ, окропив дожа и корабль, остаток святой воды выливал за борт.
Как средство защиты от штормов и наводнений ритуал сложился в память о победе над долматинскими пиратами, после которой уже никакие земные силы не могли помешать владычеству Венеции. Флот вышел в море 9 мая 1000 года – в миллениум праздник Вознесения выпадал именно на эту дату. Но венецияне тогда еще не обладали мистическим мышлением, поэтому главный морской праздник они празднуют не в День Победы, а на Вознесение.
Покровитель мореплавания занял в Венеции самое ответственное место. «Остров Лидо является естественной преградой, защищающей венецианский залив от ветров, наводнений и нашествий врага. Церковь Сан-Николо находится на самом входе в бухту рядом с фортом, преграждавшим путь в лагуну, и святой Николай, находясь при вратах града, как бы оберегает его жителей».
Доныне ходят враки, будто он даже пытался подсидеть самого апостола Марка и сделаться главным покровителем Венеции, но это всё злые происки языческих сил природы. Как свидетельствует в 1101 году анонимный хроникер, единство небесных заступников Царицы морей незыблемо и строго распределено по заведованиям: «Счастлива и блаженна ты, о Венеция, потому что есть у тебя Евангелист Марк как лев для твоей защиты в войнах и отец греков Никола как кормчий кораблей. В битвах поднимаешь знамя Льва, а в морских бурях ты защищена мудрым греческим Кормчим. С таким Львом ты пронзаешь неприступные порядки противника, с таким Кормчим ты защищена от морских волн…»
Чудесной работы ему предстояло выше уровня моря. Кто-то очень завидовал, и постоянно испытывал Венецию высокой водой. Начиная с XII века, под давлением языческих демонов и натиском сирокко, нагонных штормов, дождей, лунных приливов, сейшевых колебаний уровня ветреной Адриатики ежегодный ритуал всё усложнялся, приобретал более пышные формы, но только с постройкой первого Бучинторо превратился в полноценную свадебную церемонию, достойную всех ее участников.
До обручения с морем додумался папа Александр III, принимавший личное участие в празднике 1177 года. Этот находчивый Папа снял с пальца дожа дорогой перстень и предложил бросить его за борт. Обескураженный дож не посмел ослушаться, и только оторопело, потеряв всякую гендерную ориентацию, пробормотал: «Море, мы женимся на Вас!» – как утверждают католические историки.
Извините, обещать – не значит жениться. Сделай себе ковчег, для начала напомнил им Николай. Венецияне услышали, и к столетию казуса, в 1277 году, спустили на воду первую ритуальную барку. Она и стала Венецианским ковчегом – Бучинторо – на последующие 500 лет.
Чем еще уконтрапупить эту языческую шатию?
Распоясались чада Эола. Наводняют штормами лагуну, плоти жаждут, и крови – для Эрикса, сына Венеры с Нептуном. Не залетные гости, по маринисту Вергилию, метят на роль прародителей праздника моря.
В жертву Эриксу трех тельцов заклать повелел он,
В жертву Бурям – овцу, – и отчалил в должном порядке.
Сам вдали на носу, листвой оливы увенчан,
С чашей в руках он стоял и бросал в соленые волны
Части закланных жертв и творил вином возлиянье.
Ветер попутный догнал корабли, с кормы налетевши,
Взрыли влагу гребцы, ударяя веслами дружно.
Самое страшное в ее истории бедствие настигло Венецию 15 февраля 1340 года, когда все демоны моря, на время оставив распри, – кому бык, кому овца, – в угоду древним обычаям сговорились поглотить самый морской в мире город.
Ураган невиданной силы на куски разрывал побережье. Водяные валы захлестывали Лидо. Остров гасил волну, но вода затопила лагуну и, не смея вернуться в море, уже подпирала Сан-Марко. Рыбаки теснились на паперти и молили святого о защите. Отступать было некуда. И был дождь.
Марк вышел, когда ветром сорвало с фронтона барельеф крылатого льва. Он выбрал самого опытного и смелого рыбака, сел в его лодку и по бурным водам лагуны переправился к острову Сан-Джорджо Маджоре. Вызвал из храма Георгия, на случай битвы с морскими драконами. Втроем они подошли к острову Лидо и призвали на помощь Николая. Рыбак вывел лодку в море.
И поднялись они – Евангелист Марк, Никола Морской и Георгий-Победоносец – в рыбацкой лодке на гребень девятой волны и стали молить Господа успокоить бурю.
В ответ воссияло солнце, в небе повесилась радуга, и пошла назад вода. Лодка вернулась на Лидо, Сан-Джорджо и по тихой воде причалила к площади Сан-Марко. Апостол расплатился с рыбаком золотым кольцом. Честный труженик моря вернул кольцо хозяину. И только теперь дож, бросая кольцо в воду на рейде у церкви Святого Николая, имел право сказать: «Море, мы сочетаемся с тобой браком в знак истинного и вечного обладания», – теперь это было венчание.
Государственная литургия начиналась с рассветом в день Вознесения. После мессы в соборе Сан-Марко, убедившись, что море достаточно спокойно, дож и свита на корабле Бучинторо, в окружении множества мелких судов, направлялся к выходу из лагуны. Венеция провожала процессию колокольным звоном. На подходе к церкви Сан-Николо галеру встречал Патриарх на пиате – разукрашенной флагами плоскодонной лодке. Патриарх поднимался на борт. Пиата обходила Бучинторо защитным кругом, а Патриарх в это время благословлял Корабль и всех, кто на нем, – оливковой ветвью окропляя их водой. Армада судов выходила на рейд острова Лидо. Патриарх отдавал морю его долю святой воды, а дож – золотой перстень. Затем они причаливали к церкви Святого Николая, церемония завершалась торжественным молебном, и Бучинторо поворачивал назад к площади Сан-Марко.
Бучинторо (от венецианского «burcio d'oro» – баржа в золоте) – Золотая Барка. На русский лад – Золотая Ладья. Этот великий корабль заслуживает более пристального внимания, чем позволяет беглый очерк. Каким чудом церемониальная галера – Символ Венеции – оказалась главным элементом герба Николаева, доподлинно известно разве что самому Николе Морскому. Остается ожидать откровения.
В новейшее время его мощи продолжают торжествовать в Бари и Венеции. Со счетом 3:1, как упоминалось выше. Его душа живет в море и витает над кораблями, не имея собственного пристанища. Заморское государство Турция заморочило головы туристов, заверяя честной люд, что душа Николая вернулась, что развалины Мирликийского храма в Демре обладают мощной энергетикой и защищены от стихий четырехмильным пляжем. Где Демре – а где море! Люди едут прикоснуться к чуду. «Да исполнится сие чаяние верных и неверных, ибо и они уважают память святителя, хотя и теснят его достояние…»
И не то чтобы в шутку, но и не без кощунства, Турция настойчиво добивается возвращения останков Ноэль-Бабы – «Отец Рождества», так его зовут по-настоящему – на историческую родину: он жил, трудился и умер на нашей земле. На что блистательная, но продажная Италия легко соглашается, но только в обмен на Стамбул: хорошо, тогда верните наш Византий. А Николай разрывается, и носится душа его неприкаянно над волнами окрестных морей и океанов.
В доказательство прав на земляка Ноэль-Бабу, демряне в 1981 году установили парковую скульптуру перед Мирликийским храмом во имя святителя Николая. Надо признать, в лучших традициях восточной дипломатии: Дед Мороз в одеждах христианского странника, с мешком подарков от Фонда Санта-Клауса на плече. Самоотверженная ребятня грудью защищает доброго дедушку от туристов-паломников, чтобы те чего-нибудь не поломали – чтобы не отсекали от него части железными орудиями.
Случилось как-то на вторичный миллениум, порт пяти морей Морсква подарил побратиму, порту пяти океанов Мирам Ликийским, невиданное чудо: памятник на водном шаре.
«В 2000 году в ознаменование Международного фестиваля дружбы и веротерпимости администрация Московского Южного округа подарила турецкому городу Демре статую Николая Чудотворца, выполненную скульптором Григорием Потоцким. Дело в том, что Демре – это и есть бывший город Миры Ликийские, епископом которого был Николай Чудотворец».
Турестические власти в ответном порыве веротерпимости, пытаясь как бы 
уравновесить бестактность Третьего Рима, еще одного из участников фестиваля, учудили и со своей стороны. Лет через пять, стоило Николаю на ночь отлучиться, – бывают же случаи, когда монументы покидают постаменты по своим делам и к рассвету возвращаются, – как его место тут же занял, надо признать, такой же добрый, но вдобавок и весельчак, пластиковый дедушка Санта-Кола. Город радовался, проснувшись под малиновый перезвон его надувного колокольчика. Последовавшее поутру чудо явления бронзового Николая на задворках собственного храма, наши заморыши объяснили реставрацией, как исторической необходимостью. Петля на шее – в знак протеста. Как у людей голодовка, когда они возмущены и не знают, куда подеваться. А водный глобус сам туда закатился.
Надувательство с Дедом Морозом длилось целых три года. Санта-Колю на чистую воду вывела исламистская пресса, заклеймив его «европейским культурологическим шпионом, который внедрился, чтобы растащить по кусочкам вековые традиции мусульман». Его не забросали камнями из добродушия, сказалась всё ж таки неприкосновенность повыше дипломатической, а с позором депортировали, вероятнее всего, в Лапландию. И водным путем, потому что такое и впрямь, и в плавь – не тонет.
Свято место в одну декабрьскую ночь 2008 года занял правоверный рыбак, спасающий в море детей на византийском драмоне. С большой вероятностью – 19 декабря. Демряне поднаторели в мирликийском деле с памятниками. А вот с именем рыбака турецкая эклектика зашла в тупик. И не вмешайся Украина, на стороне Турции, естественно, его бы так и назвали, как предлагали газеты: от «Дедушки Рамадана» до Хаджи Насреддина, – и ничего смешного. Но запорожские яхтсмены написали открытое письмо турецкому премьеру и подсказали в закрылатых выражениях, как это называется правильно.
Ближайшим фирманом справедливость будет восстановлена – это памятник адмиралу Синдбаду, за то, что он не участвовал в грабеже Мирликийского храма в 792 году.
Вы спрашиваете, куда деваться бедному Николе? В дальних окрестностях Мир Ликийских имеются сразу два порта-убежища, готовые предоставить кров небесному покровителю мореплавания.
Одесса – красавица почти как Венеция, только не тонет – построила Церковь на Морвокзале во имя Святого Николая. И не дождется крестового похода. А когда прокопает Гранд-канал по древнему руслу от моря до Хаджибейского лимана – Венеции и рядом не стояло.
Ну, а с города корабелов спрос особый. У крестоносцев в Яхт-клубе паруса всегда наготове.
– Чей город? – спросят ликийские корабельщики, когда зайдут на Спасский рейд.
– Ясное дело, чей, – ответят им с Синего мостика, – Николаев!
* * *
* Журнальный вариант. Публикуется по изданию: ЯХТКЛУБ: материалы по истории Николаевского яхт-клуба. – Николаев: издатель Лев Траспов, 2012. – 600 с.:ил.
Издание приурочено к 125-летию Николаевского яхт-клуба, книга построена как разножанровый сборник. Воспоминания, письма, путевой дневник. Летопись первого полувека: от сословной замкнутости Речного яхт-клуба до массового спорта 30-х годов ХХ века.
Исторические и современные републикации, документы, фотографии. Содержит более девятисот иллюстраций, в подавляющем большинстве публикуемых впервые. Прослеживает становление и развитие парусного спорта, преемственность поколений под объединяющими символами – Море, Парус, Яхт-клуб.
Из книги стихов Вячеслава Качурина «Океан впадает в небо», 2012 г.
