Николай Алексеевич Троянов
(1921-2016)
Н. Троянов "В.И. Даль. 1801-1872 гг."
200-летию со дня рождения
Владимира Ивановича Даля посвящается!
Действующие лица:
ДАЛЬ Владимир Иванович;
СИЛЬВА Федор Александрович;
ДАЛЬ Катя, внучка, 14 лет;
ЯЗЫКОВ Николай Львович, вице-адмирал в отставке;
ЯЗЫКОВА Гликерия Николаевна, его супруга;
ЯЗЫКОВА Мария, их дочь, 18 лет.
Пролог
Москва. Собственный дом В.И.Даля на Пресне. Кабинет-гостиная. Большой письменный стол. На столе: четыре тома «Словаря Даля»... с закладками, с «рубчиками»... Гусиные перья в вазе. Из глубины идет старик Даль – таков, каким его написал художник Василий Перов.
Даль заглянул через открытое окно во дворик, в сад, прислушался к гомону птиц... идет к столу... Он аккуратен, и приступает к работе обычным образом: не спеша, выверено и строго. Садится в кресло, кладет по правую руку красный фуляровый платок и табакерку. Высокие напольные часы отбивают минуты. Даль приступает к работе...
А в это время в глубине появляется старик Сильва – он в штатском одеяньи и плаще. Сильва – моряк российского флота, итальянец по происхождению. Какое-то время он стоит не шелохнувшись, в охотничьей стойке, и как будто в нерешительности... затем, почти крадучись, идет по поправленью к окну. Даль слышит шаги и мало удивлен этому – по-своему, он рад, когда к нему заглядывают домочадцы.
ДАЛЬ (шутливо). Кто там крадется за моей спиной?.. Противник? Друг?... Ты, Павел?..
Пауза.
Павлуша... что молчишь? Чем хочешь удивить?..
Пауза.
Бадейка, ты?..
СИЛЬВА (охрипшим голосом). Да нет, я не Бадейка.
ДАЛЬ (встревожен, он не узнал голоса пришельца). А голос-то надтреснутый, и с хрипотцой... скрипит, как несмазанная телега... Знакомый будто, с хрипотцой... Из Крыма родом? Таврический? Из Балаклавы? Грек Абидос со шхуны «Таврия»?
СИЛЬВА. Да нет... хоть и ходил на многих шхунах...
ДАЛЬ (порывисто). Так ты моряк? Тебя шестом и не достанешь!
СИЛЬВА. Чего ж ты поздно спохватился?
ДАЛЬ (азартно). Вот-вот... разгадка сейчас последует... Голос простуженный на всех ветрах-широтах...
И снова пауза. Молчание. Теперь они, два старика, начинают играть в своеобразные свои игры, в кошки-мышки, и ждут друг от друга уступок и пардона. Даль удивлен и раздосадован тому, что он не может узнать голос своего знакомого, а Сильва со своим надтреснутым голосом смеется и чему-то радуется... Так они и смеются – два старика.
Даль В.И.
СИЛЬВА. Я думаю, простужен от другого... много выпито малаги! Да всякой дряни столько же по всем тавернам, включая сивуху русскую...
ДАЛЬ. Знаю! Лакировали элем аглицким, шотландским виски. А что, не так? (кричит) Лукерья! Кувшин малаги и расстегайчиков с капустой. Да живо!
СИЛЬВА. Лучше бы – наперсток рома.
ДАЛЬ (кричит). Бутылку капитанского! Я не уверен, что в доме есть ром... но можно в соседней лавочке достать. Тут их расплодилось на Пресне.
СИЛЬВА (проскрипел). Плохой хозяин...
ДАЛЬ. Хозяин никуда... Да что с него возьмешь, коль сам не пьет. Зарылся по уши в бумаги и шуршит. Бумага терпит, а он все налегает – пишет. И всё без толку.
СИЛЬВА. Звон по Москве идет: четыре тома вышло словаря Толкового... И автор будто бы Владимир Даль.
ДАЛЬ (искренне удивлен). Не может быть! Значит, толк некий есть?
СИЛЬВА. Выходит, некий.
ДАЛЬ. Смотри-ка, удивительство какое... Ты где остановился?
СИЛЬВА. Да нигде. В гостинице, как Хлестаков.
ДАЛЬ. Переезжай ко мне. В доме тридцать четыре комнаты, и все мои. Переезжай... заставлю прочесть все четыре тома – ты станешь шелковым тогда... И тут Ваганьково недалеко, рукой подать. (смеется)
СИЛЬВА. Облюбовал местечко и на кладбище?
ДАЛЬ. Угу. Ведь я предусмотрителен во всем. Считаюсь: немец. Расчетлив и умен Владимир Даль...
СИЛЬВА. Ты молодец!
ДАЛЬ. Еще бы! Орел, синица и журавль. Летаю, как орел... и жду синицу... Авось, да прилетит синица- птица...
Идет его внучка Катя, с подносом в руках.
КАТЯ. День добрый, дедушка! День добрый, господин!..
ДАЛЬ. А-а, Катерина, внучка... кстати очень...
КАТЯ. Лукерья посылает бутылку капитанского. И расстегаи, как ты просил. (все ставит на стол)
ДАЛЬ. Спасибо. Там за моей спиной некий... джентльмен... Точнее, волк морской. Скажи Лукерье: пусть приготовит комнату для волка. Да ты не испугай ее. Он только с виду серый, поскольку зубы у него...
СИЛЬВА (добавил). ... давно не волчьи.
КАТЯ. Зовут меня Катюша... Катя Даль.
СИЛЬВА (возвышенно). Склоняю голову пред Катей Даль. Желаю долго жить и быть счастливой.
КАТЯ (подняв носик). Да, я тоже Даль... Даль! А что такое Даль? Это когда видно далеко. Прощайте... Рада была познакомиться с вами. (игриво кланяется и уходит)
СИЛЬВА. Прекрасный будет экземпляр породы женской.
ДАЛЬ. Шалунья, это видно сразу... Я вспомнил! Был такой хонтробандист
в Одессе – Егорий Пуп. Он был приписан к одесскому Привозу. Ты, часом, не Егорий Пуп?
СИЛЬВА. Польщен! Когда-то командовал Одесским портом, но...
Даль задет за живое – трет пальцами виски...
ДАЛЬ. Однако, на всякую загадку должна же быть отгадка. Мой джентельмен, иди и встань сюда... вот в эту точку, недалеко от кресла. Я глаза себе платком закрою, не буду видеть. (делает то, что говорит) Я обязан тебя узнать! Мне надобно тебя узнать по голосу, по гласным звукам...
СИЛЬВА. А согласные – что, не годятся?
ДАЛЬ. По хрипу твоему, негодник этакий! Кто тебя просил так много пить? Вот и хрипишь теперь, как та старуха, что на бульваре семечками торгует...
СИЛЬВА. Не ворчи.
ДАЛЬ. Я не ворчу...
СИЛЬВА. Нет, ты ворчишь... я не старуха. Я еще мужчина будь здоров!
ДАЛЬ. Он будь здоров... (смеется)
СИЛЬВА. А вот с твоею бородой не знаю что и делать. Совсем старик глубокий...
ДАЛЬ (кротко). Ты беден?
СИЛЬВА. Нет. В отставку вышел – слава государю – в чине контр-адмирала...
ДАЛЬ. Молодец! Контр-адмирал – высокий чин... Не виделись мы сколько?
СИЛЬВА. Да пустяки, лет сорок. А если точно:тридцать восемь. За эти годы ты трижды делал развороты... да такие, что на палубе трещало...
ДАЛЬ. Четырежды!
СИЛЬВА. Был мичманом и лейтенантом. Затем, оставил флот и стал врачом-хирургом...
ДАЛЬ. В Дерите учился вместе с Пироговым. И преуспел. Был послан на войну, и дважды... В Кадетском корпусе портрет мой появился рядом с Павлом Нахимовым...
СИЛЬВА. И вдруг...
ДАЛЬ. Что вдруг? Ах, да... вдруг Даль стал чиновником особых поручений. В Санкт-Петербурге, в Оренбурге, в Нижнем. Теперь вот академиком слыву. Встречался с Пушкиным – святое имя в моей судьбе. Так богу было угодно. Так случилось: он скончался на моих руках...
Пауза.
Сильва наливает в рюмки себе и Далю по нескольку капель.
Они пьют молча, ритуально.
СИЛЬВА. Пушкин... Я его знавал в Одессе. Я его любил... а он любил графиню Воронцову... Он вел себя по-рыцарски всегда. В том клятвенно сужу...
ДАЛЬ. Я знаю, знаю... и про Воронцову знаю... Трагедия... знакомый голос... крупицы не хватает... и как будто вот-вот... нет не вспомню, хоть убей!
Сильва снова смеется. Даль ему вторит.
СИЛЬВА. Во как состарились, приятель. Два корабля, два брига, с полною оснасткой... а толку?
ДАЛЬ. Годимся лишь на слом?
СИЛЬВА. Не узнаем друг друга... проходим мимо... один в карете едет, другой пешком по тротуару... в дождь, в холод, в грязь... А ведь когда-то... ты Николаев помнишь?
ДАЛЬ. Отлично помню. Там умер мой отец...
СИЛЬВА. Тогда вы оба проиграли. Отец и сын. И с крупным счетом.
ДАЛЬ. Теперь не худо бы задать вопрос потомству. Так что же надо человеку, что б жизнь прожить достойно?
СИЛЬВА. А ничего не надо... Идем по кругу. И возвращаемся на круги... Ничто не пособляет! Как будто мы все еще в пеленках...
ДАЛЬ. Ты не стесняйся... булькай-булькай. Пей, коль душа велит.
СИЛЬВА. Придется мне придти к тебе на помощь. По-братски. Две строчки из Шекспира я прочту. Авось, ты вспомнишь, где, когда, при обстоятельствах каких – услышал их впервые... Там еще девица была на выданьи... но был суровым ее отец. Он с губернатором, как будто, был на дружеской ноге...
ДАЛЬ. Нет, нет! Губернатор был сам по себе... а Языков сам по себе... (трет виски) Смешно, но это так...
СИЛЬВА. Смешного в жизни много. Бывает так смешно, что слезы сами катятся...
ДАЛЬ. Не мешкай! Приглашай Шекспира, пусть войдет...
СИЛЬВА (декламирует с горячим чувством). «Камыш приставьте вы к груди Отелло – отступит он... Венеции я послужил... довольно!»
ДАЛЬ (вскричал). Сильва! Венецианец! (срывает с глаз повязку) Я узнаю... ты Сильва! Федор Александрыч! Порадовал, пришел. Во сне, иль наяву, но ты пришел... явился, мой благодетель... Ну, здравствуй, здравствуй, здравствуй... Обнимаю Сильву, не верю сам себе. С тех пор, как Пушкин написал портрет твой в «Выстреле». Надеюсь, ты читал? Ты Пушкина читал?
СИЛЬВА. Но он назвал меня не Сильва, а Сильвио.
ДАЛЬ. На испанский лад. Быть может убоялся тебя обидеть?
СИЛЬВА. В чем?
ДАЛЬ. Да ни в чем... Причуды гения, и только. Вы оба – рыцари.
СИЛЬВА. Не было меня в тот злополучный час... в той северной столице. Я бы этого барона-наглеца пристрелил не глядя, по его усмешке... Короне русской многие служили иностранцы. Витольд Беринг, Барклай де Толли, и многие другие. Преданно, по совести служили.
ДАЛЬ. И Федор Сильва, в том числе?
СИЛЬВА. Да, Федор Сильва, в том числе. И батюшка твой, Иоганнес Даль, рожденный в Датском королевстве. И все мы – в том числе... (смотрит в окно). Но ты не замышляй пустое, старик. Свои останки я свезу в Венецию. Там успокоюсь я, на родине.
ДАЛЬ. Тебе виднее, не обессудь... Давай-ка, вспомним Николаев, двадцать третий год. Как это было?
СИЛЬВА. Отлично помню! (в нем просътается задор моряка) С приездом на Черноморский флот, на службу! В заштатный провинциальный город на Ингуле и на Южном Буге. Мичман Даль! (пьет)
Затемнение.
Николаев. Частный дом вице-адмирала Н.Л. Языкова. Гостиная. Камин, кресла. Стол накрыт
красивой скатертью. Мебель и пейзажи на стенах в золоченых рамах – на английский манер. Альбомы в бархате, с красивыми застежками.
Летний погожий день. Идет Языков, ему под семьдесят, но он еще крепок и деловит.
ЯЗЫКОВ (тоном приказа). Мундир со звездами!..
Слышны голоса: – Мундир адмирала!.. Мундир со звездами!..
Идет Языкова. Она на четверть века моложе своего супруга, и продолжает молодиться. С изыском прибрана и причесана, на ней декольтированное платье, а женская походка ее – вышколенная и притягательная.
ЯЗЫКОВА. Мой друг!..
ЯЗЫКОВ. Я вызван во дворец... в штаб... к его превосходительству.
ЯЗЫКОВА. Ты вызван во дворец один... и без супруги? Зачем? Там будет, значит, не обед, не ужин... не бал, не маскарад... А что там будет? Гости из блистательного Петербурга? Сановники?..
Пауза.
ЯЗЫКОВ. Посоветуй, как себя вести?
ЯЗЫКОВА. Молчи – за умного сойдешь.
ЯЗЫКОВ. А если спросит Наш, мне заглянув в глаза? Одной улыбки будет мало...
ЯЗЫКОВА. Думаю, что мало. А ты скажи, да так, чтобы услышали все в штабе... чтобы содрогнулись...
ЯЗЫКОВ. Хриплю. Не в голосе.
Даль В.И.
ЯЗЫКОВА. Выпей.
ЯЗЫКОВ. Кагору?..
ЯЗЫКОВА. Нет. Пару сырых яичек, и сразу покрепчает... Скажи, да так, чтобы мурашки побежали по членам у господ чиновников. Грейг правит хорошо! Уверенно и твердо! Самобытно! Он адмирал с прекрасными манерами, умен, расчетлив, не завистлив, образован, красив, владеет четырьмя языками, умеет быть дипломатом. И в нашем захолустье нет больше европейца, чем он... Открыл обсерваторию!..
ЯЗЫКОВ. Герой сраженья в Дарданеллах!
ЯЗЫКОВА. Не только. Герой шестнадцати баталий. Хотите, чтобы я вам перечислила?
ЯЗЫКОВ. Не надо!
ЯЗЫКОВА. Могу и перечислить. Чего же вам еще? Влюбился он в еврейку молодую... Так что же? У деда моего женой была лезгинка. И что? От этого он стал глупее? Нет!.. Мне говорят, что я похожа на ассирийку и даже в профиль на Клеопатру Египетскую. Взгляни, похожа в профиль?
ЯЗЫКОВ. Похожа! Очень!
В глубине Мария – с мундиром в руках.
ЯЗЫКОВА. Я ассирийка. Ты это знал?
ЯЗЫКОВ. Впервые слышу...
ЯЗЫКОВА. Попробуй докажи, что я не ассирийка...
ЯЗЫКОВ. Зачем доказывать... я верю, верю. Ты ассирийка от головы до пят, и это у тебя в крови. Я тридцать лет ходил вокруг и думал: а что если моя жена да ассирийка?..
МАРИЯ. Браво!.. Мундир с иголочки... и пахнет морем...
ЯЗЫКОВ. А вот и «тихий омут» появился... проказница моя...
МАРИЯ. Что случилось?..
ЯЗЫКОВ. Ночью ты была бог знает где.
МАРИЯ. В саду гуляла... и бог, конечно, знает, где я была.
ЯЗЫКОВ. Там были офицеры?
МАРИЯ. Да... Мичман Даль читал свои стихи .
ЯЗЫКОВ. И снова мичман Даль. Что он за человек? Чего он хочет от тебя? Зачем он в нашем доме?
МАРИЯ (пожала плечами). Ему со мною весело...
ЯЗЫКОВА. Мне кажется, он... Вам интересно мнение мое?
ЯЗЫКОВ. Да, да... скажи-ка... бухни всю правду, мать.
ЯЗЫКОВА. Нос у него очень хорош! Не велик, но и не мал.
ЯЗЫКОВ. Нос? Превосходно... А кроме носа что там?
ЯЗЫКОВА А там, мне кажется, он... комически робкий и стыдливый юноша, хотя и был кадетом... задиристый, отчасти.
МАРИЯ. И этим привлекателен весьма! Он из хорошей благовоспитанной семьи. Его маман и братья живут здесь в городе. Любитель музыки, играет на гитаре, поет... и сочиняет стихи и сказки...
ЯЗЫКОВ. Ребенку сказки нравятся? А в доме помнят о том, что...
ЯЗЫКОВА. В доме помнят обо всем, мой друг!
ЯЗЫКОВ. О том, что дочь моя Наталья Николаевна Языкова вышла замуж за Черниговского вице-губернатора?
МАРИЯ. Папа, ты намекаешь... Я что-то не кумекаю...
ЯЗЫКОВ (весело треплет дочь за кудри). А ты кумекай... научись кумекать... Ты же, как говорится, наливное яблочко... что падает недалеко от яблони... фрак? Подайте мне фрак!..
ЯЗЫКОВА. Прости, но ты просил мундир...
МАРИЯ. Со звездами! (Языков, отвернувшись, вышел из гостиной) Что с ним? Он как будто не в своей тарелке. Что случилось?
ЯЗЫКОВА. Вызван во дворец.
МАРИЯ. А что случилось во дворце?..
ЯЗЫКОВ (возвращается). Тут ходит анекдот о Грейте и о его возлюбленной... о Юлии... Мария, ты что-то слышала об этом?
МАРИЯ. Я анекдоты не люблю, папа.
ЯЗЫКОВ. Будто по вечерам вдоль стен... крадутся люди, одетые во все черное... и наклеивают на стены... пасквили... стихи-афишки. Об адмирале Грейге, и о ней... о Юлии...
ЯЗЫКОВА. Шалость, идущая от молодых людей! Бравада мальчиков!
ЯЗЫКОВ. Но шалость шалости бывает рознь. С огнем шалить на корабле не следует!
МАРИЯ (довольно весело). Я шалости люблю. Вот, например... вас, мама, кто-то из офицеров окрестил Наполеоном.
ЯЗЫКОВА. Меня... Наполеоном? Какая прелесть! Но здесь какая-то ошибка. Супруг, ты как считаешь?
ЯЗЫКОВ. Ошибка крупная. Наполеон тебе в подметки не годится. Особенно, в вопросах тактики. Он проиграл сражение при Ватерлоо, но ты же ни одного сражения не проиграла.
МАРИЯ. О, мама! Ты участвовала в сраженьях? Мне весело? Ты, значит, леди Гамильтон?
ЯЗЫКОВА. И это не так смешно, как кажется на первый взгляд. Да, я леди... во всяком случае, хочу быть леди... И советую тебе стать леди. Да, мне бы хотелось у камина распивать чаи... и говорить подолгу о погоде... и даже думать по-английски. И это не зазорно. Запомни, душенька. Мы англичанам многому обязаны. Наш флот учился воевать у англичан... Скажите, ваше высокопревосходительство, я ошибаюсь? Я не права?
ЯЗЫКОВ (одевает мундир). Могу лишь подтвердить. В девяносто первом... в сражении при Калиакрии... Я тогда командовал фрегатом «Святой Александр Невский». Мы шли нос-в-нос с врагом, с турецким бригом... Тут я скомандовал: «На абордаж!». Ты как считаешь, где стояла мама?
МАРИЯ. А где она могла стоять? В своей усадьбе. Гуляла по тропинкам сада и щелкала орешки...
ЯЗЫКОВ. Так я тебе скажу: Она стояла рядом. Ее душа и сердце были рядом. Со мною. На капитанском мостике.
ЯЗЫКОВА. Вот так, сударыня! Так было в наше время...
ЯЗЫКОВ. В бою у Голой пристани и на Лимане... в проливе у Керчи, у Гаджибея... Где находилась наша ассирийка? (целует супругу)
ЯЗЫКОВА. Всегда с тобою, на капитанском мостике! Ты все же выпей, умоляю, парочку яичек... чтоб голос у тебя крепчал.
Языков небрежно отдает честь и уходит.
МАРИЯ (весело и вальсирует). Вальтер Скотт, вы где? Иль, на худой конец, Дюма – тот, что написал «Трех мушкетеров»... вы где? Я приглашаю вас, как летописцев, в наш дом... целуйте ручки, кавалеры. (кружится у зеркала, куражится, играет)
ЯЗЫКОВА (проводив мужа, идет). Ребенок, что с тобою?
МАРИЯ. Так... сюжет один пригрезился... романс или роман... И в стиле рококо!
ЯЗЫКОВА. Что значит рококо?
МАРИЯ. А это значит рококо... Это, когда курица рокочет, кудахчет, рококочет,.. и мусор под себя гребет, (кружится)
ЯЗЫКОВА. У нас в семействе рококо не значится. И в табели о рангах его как будто тоже нет.
МАРИЯ. Но я заметила изъян у нас в семействе!
ЯЗЫКОВА. Когда заметила?
МАРИЯ. Сейчас... вот только что...
ЯЗЫКОВА (властно). В семействе адмирала Языкова изъяна нет и быть не может!
МАРИЯ. Но я заметила... О, нет! Тут нужен гобелен, в глубоких сочных красках! Сюжет из жизни офицеров флота. В центре в величественной позе, с подзорною трубой в руках, сам губернатор – адмирал. Красив, как бог! И неприступен, как скала... А рядом Юлия – нежнейшее и хрупкое созданье, с надломленной фигуркой. Миледи, с лицом мадонны. Сейчас ей двадцать лет. Она приехала к нам в Николаев так... как будто по делам торговли. Продавала лес мачтовый для кораблей. И свиделись! И приглянулась дева адмиралу!
ЯЗЫКОВА (ей в тон). И колокол ударил, возвестив о том, что губернатор наш влюбился. Чем плохо?
МАРИЯ. Очень хорошо! Морские офицеры наперебой в тревоге кинулись служить и угождать. Подносчики букетов из алых роз и незабудок – на коленях ползают... А дни идут, жизнь не стоит на месте. И наша кошечка берет в свои кошачьи лапки все судьбы в городе.
ЯЗЫКОВА (резко). А ну-ка, помолчи! Эх куда хватила! Не клевещи на Юлию... и не завидуй!
МАРИЯ. Я не завидую...
ЯЗЫКОВА. Завидуешь! (задергивает оконные портьеры)
МАРИЯ. Молчу. (идет) А верно ли, что Наполеон Европу всю держал под каблуком?
ЯЗЫКОВА. Да, верно.
МАРИЯ. А верно ли...
ЯЗЫКОВА (перебивая). Нет, не верно! Все, что ты думаешь сейчас – не верно... А кстати, о чем ты думаешь сейчас?
МАРИЯ (молитвенно сложила руки). Про женский монастырь. Про келью. Хочу уйти от жизни в монастырь, (уходит в свою комнату)
ЯЗЫКОВА (одна). Какая прелесть! Она безумно любит мичмана, но хочет скрыть. А скрыть ей не удастся... (у зеркала) Вот так, ваше величество Наполеон! Но при чем здесь Наполеон, хотела бы я знать? (прислушалась к голосам у крыльца) А вот и гости... Ну, хорошо, сударыня, сейчас мы выясним, кто здесь Наполеон, и с кем ему сражаться предстоит.
Входят командор Сильва и мичман Даль. Они с цветами и гитарой.
СИЛЬВА. Позвольте, на почин? (играет и поет):
«Гляжу, как безумный, на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был –
Младую гречанку я страстно любил...»
ЯЗЫКОВА. Слова звучат так обольстительно.. Кто написал их?
СИЛЬВА. Пушкин, Александр Сергеевич...
ЯЗЫКОВА. И так опасно воспламеняют...
СИЛЬВА. Вас, сударыня?
ЯЗЫКОВА. Нет, кровь мою... Ах, кавалеры, вы точно с облаков свалились. Подать вам трубки?
СИЛЬВА. Не откажусь! (напевает) Не откажусь, не откажусь...
ЯЗЫКОВА. Как благоразумная и чадолюбивая мать, я не стесняю дочь, но... женщина в корсете должна быть обязательно!
СИЛЬВА. Мне лично корсеты не помеха...
ЯЗЫКОВА. Но вы же исключенье... итальянец. Повеса и сердцеед!
СИЛЬВА. Я понял. Правь по компасу и не сбивайся с румба!
ЯЗЫКОВА. Мой долг: принять гостей, и накормить... и приманить. И, если нужно, станцевать мазурку... Владимир Даль?
ДАЛЬ. Ась?
ЯЗЫКОВА. Чем потчевать прикажете, мой государь?
ДАЛЬ. Хотел бы Машеньку увидеть.
ЯЗЫКОВА. Сейчас я позову... (зовет) Мария, вас ждут!.. Ах, она еще так молода и так невинна... Про вас смешное говорят, мой государь!
ДАЛЬ. Смешное? Вот как?
ЯЗЫКОВА. Будто поцеловав девушку, вы убегаете... и пишете стихи.
Даль, смутившись, взял в руки альбом
Цензуры в доме нет! В альбоме можете писать любую гадость... Командор, вы как сегодня?
СИЛЬВА. Так же, как вчера.
ЯЗЫКОВА. Хотите рюмочку муската пропустить? Из подвала графа Воронцова. (и тут же выпивает сама) Не яд.
СИЛЬВА. С прискорбием, я графа не люблю. Он желчен и пузырь. Но рюмку...
ЯЗЫКОВА. Я так и думала. Берите сыр, изюм, печенье. Теперь вы видите, как дороги у нас сегодня женихи.
СИЛЬВА. А что, неурожай на них?
ЯЗЫКОВА. Естественно. Вы что там пишете, Володичка?
ДАЛЬ. Да так... вы слово вкусное произнесли.
СИЛЬВА. Скажу вам по секрету... Наш мичман похудел и заболел. Он собирает пословицы и поговорки, и складывает в кучу. Но я не верю! На самом деле он крупицы золота в коробочку кладет и прячет.
ЯЗЫКОВА. Он что же, скопидом?
СИЛЬВА. И часто врет... так врет, как будто правду говорит.
ЯЗЫКОВА. Да он безумец! Володичка, а что такое пословица?
ДАЛЬ. Коротенькая притча.
ЯЗЫКОВА. Например?
ДАЛЬ. Муж пьет – полдома горит, жена пьет – весь дом горит.
ЯЗЫКОВА. Какая прелесть! А еще?
ДАЛЬ. Искал коня, а сам на нем сидит.
ЯЗЫКОВА. Еще?
ДАЛЬ. Не узнавай друга в три дня – узнавай в три года.
ЯЗЫКОВА. То-то вы ходите вокруг Машеньки второй год... А если без пословиц, напрямик? Правда ли, сударь, что вы любите мою дочь?
СИЛЬВА. Соврет! Ну, мичман... вы на эшафоте. Пред вами будущая теща. И врать нельзя.
ДАЛЬ. Искренняя правда, сударыня.
ЯЗЫКОВА. И вы этого не стыдитесь?
ДАЛЬ. Я этим горжусь!
СИЛЬВА. Он этим гордится. Придется выпить. (пьет)
ЯЗЫКОВА. И как вы ее находите, мою дочь? Суха и монотонна? Слезлива? Звонкий ветерок?
ДАЛЬ. Божественна! Машенька – это шедевр, сделанный из живой плоти по античным образцам.
МАРИЯ (слышен ее голос). Эй, сплетники! А ну-ка, прикусите языки!
ДАЛЬ (шепчет). Я не стою и мизинца ее.
СИЛЬВА. Представьте, он даже мизинца ее не стоит. Романтик. Спасибо, мичман, ты не подвел меня. За это надо выпить. (пьет)
Вышла Мария – она в костюме гусарского офицера и ведет себя по-гусарски.
МАРИЯ (с напускным гневом). Эй, выпивохи! Кто из вас здесь старший?
СИЛЬВА. Гусар? Какая встреча! Какое счастье! Я должен вас облобызать?
МАРИЯ. Не торопитесь, сударь... Здесь сердце занято!
СИЛЬВА. О, ваше благородие. Под чьей командою изволите служить.
МАРИЯ (приложив руку). Поручик Языковский Феофан! Девятый гродненский гусарский пож. Идем без поражений.
СИЛЬВА. Позвольте вам представить друга. Мичман Даль. Он плавает на «Флоре». Вы не знакомы?
ДАЛЬ. Где-то с улыбкой этой я встречался.
МАРИЯ. Не в Зимнем ли дворце у государя?
ДАЛЬ. У государя? Навряд.
МАРИЯ. Да, господа... вы слышали? Вчера в усадьбе князя... на жеребце... поднялся я на второй этаж... по лестнице... Там в зале были танцы. Бал. Именины чьи-то... Услышав музыку, мой конь затанцевал. А дамы и кавалеры все в испуге стали выпрыгивать из окон. Веселая история, не правда ли?
ЯЗЫКОВА. А главное, правдивая...
МАРИЯ. Вы, мичман, как в седле? Не упадете? Вас не тошнит? Я, признаться, хочу вас пригласить на рандеву.
ДАЛЬ. С великим удовольствием! Я счастлив!
МАРИЯ. Сударыня, позвольте на мазурку. Два-три колена. Уж очень вы годитесь для мазурки.
ЯЗЫКОВА. О, сударь. Боюсь я оконфузиться.
МАРИЯ. О, леди, не надо бояться! Вы слишком опытны для этого. Смелее действуйте, и тверже, неподкупней!
Мария и Языкова танцуют мазурку.
СИЛЬВА. Блестяще! Шик! Варшава и Париж вам бурно аплодируют! За это надо выпить? (пьет. Даль и Мария убегают. Языкова опасливо посматривает на подвыпившего Сильву) Гликерия Николаевна, вот я... смотрю на вас... Я должен вам сказать, Гликерия Николаевна... Я хочу вам сказать, я должен вам сказать...
ЯЗЫКОВА. Федичка, не надо! Не надо полыхать... У меня взрослые дочери...
СИЛЬВА. Я тоже... взрослый мужчина...
ЯЗЫКОВА. У нас, у женщин светского общества, все сводится к одному: упасть или не упасть.
СИЛЬВА. Упасть!
ЯЗЫКОВА. Не надо! Ведь есть же сад души...
СИЛЬВА. В саду... удобнее всего упасть. Там земляникой пахнет.
ЯЗЫКОВА. Федичка, ты перебрал сегодня... милый...
СИЛЬВА. Не имеет значения... Гликерия Николаевна, я видел вас в белом, в кружевном!
ЯЗЫКОВА. Где?
СИЛЬВА. В дворянском собрании. Ах, как вы танцевали тогда... О, Магдалина, как ты прелестно хороша! Вы были в белом!..
ЯЗЫКОВА. Успокойтесь, дайте мне вздохнуть... Вы выпили? Я тоже выпью. (пьет)
СИЛЬВА. Я боялся вас запачкать... потому что вы были в белом. Неотразимы! А я был в черном! (обнимает)
ЯЗЫКОВА. Это не мужчина, а смерч какой-то! Везувий огнедышащий! Растрепал мне волосы... Вы плохо гребете, потому что гребете в одиночку. Дайте-ка, я сяду на весла!
СИЛЬВА. Сударыня, окажите честь! Вот здесь корма, здесь носовая часть... Плывем, сударыня?
ЯЗЫКОВА. Ну, хорошо... я поцелую вас... но только тише, тише.
СИЛЬВА. Клянусь полночною звездой... я буду петь неаполитанские песни под вашим белым балконом... потому что вы были в белом, а я...
В глубине появился адмирал Языков. Он бесстрастно наблюдает за тем, как Сильва обольщает его супругу. Сильва не сразу, но тоже замечает его.
...Вы были в белом, но... появился он...
ЯЗЫКОВА. Кто?
СИЛЬВА. Ваш муж... Ледник с Северного полюса... Теперь начнется великое оледенение... белое безмолвие...
ЯЗЫКОВ (он подходит ближе). Что это значит?..
ЯЗЫКОВА (не моргнув глазом). Репетиция. Шекспир. У них на корабле хор певчих образован по приказу адмирала Грейга... а это... вот это...
СИЛЬВА. «Отелло». Четвертый акт. Позвольте продолжать, ваше превосходительство?
ЯЗЫКОВ. Нельзя ли сразу перейти к финалу?
СИЛЬВА. Финал ужасен! Дездемона задушена... лежит, не дышит. Безысходность. Траур. Отелло узнает, что он обманут, что он глупец... и женщину убил по наущенью Яго...
Вернулись Даль и Мария.
И тогда Отелло судит сам себя. (он «вынимает» воображаемый меч)
«Венеции я послужил... довольно! Я прошу вас: в донесеньи, когда напишете об этих бедах – сказать кто я... ничто не ослабляя, не множа злобно. Вы должны сказать о том, кто не умно любил, но сильно. Кто к ревности не склонен был, но вспыхнув, шел до предела... Все скажите. Прибавьте только это... Раз в Алеппо в чалме злой турок бил венецианца и поносил республику. Схватил за горло я обрезанного пса, и поразил его... Вот так! (он «убивает» себя)
Даль и Мария, и Языкова – горячо аплодируют незаурядному актерскому дарованию Сильвы. Адмирал молчит. Он долго не двигается, затем, идет к окну, и снова молчит.
ЯЗЫКОВ. Русский человек на трех сваях стоит: авось, небось, да как-нибудь. Похоже, мичман, вы также рассудили. Авось, проскочит. Мы посмеемся над Грейгом – и проскочит. Ан не проскочило. (молчит) Адмирал Грейг столь велик, что рядом с ним вас трудно разглядеть. (молчит, но и Владимир Даль тоже молчит. Языков подходит к нему почти вплотную)
Ты захлестнул узел, да не затянул. А у его превосходительства, у Алексея Самуиловича, руки опытные, крепкие. Он и морской узел турецкий развязывал, а иногда разрубал. Он этот ваш узелок легко развязал. Так что отвертеться вам от своего пасквиля, тем более спрятаться за спиной старого служаки, каковым я представляюсь вам – никак не придется.
ДАЛЬ. Ваше превосходительство, я не могу отвечать на вашу ярость и ненависть с такой же яростью и ненавистью. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, надо любить людей намного больше, чем вы любите... и немного меньше себя...
ЯЗЫКОВ (снова помолчал). Когда-то я командовал отнюдь не худшими кораблями Черноморского флота. Чем вы недовольны? Администрация флота состоит из мошенников и казнокрадов... но об этом известно государю... И что за гибельная страсть: сочинять фиоритуры... шарады, эпиграммы, эпистолы-пасквили, и всякие двусмыслицы... Зачем вам это, офицер русского флота?
ДАЛЬ. Я не сочинял. Сочиняли другие...
ЯЗЫКОВ. Кто?
ДАЛЬ (не ответил). Сегодня часто добросовестность и справедливость идут в ссылку, а беззаконие торжествует.
ЯЗЫКОВ. Хорошая мысль! Так ведь это люди... а люди они люди. И государственные мужи, и чины, и чиновники – тоже все люди. С какого конца посмотреть. Взгляните на людей с одного конца, с известной точки: все негодяи, все животные, все подлецы... а посмотрите на них с другого конца: люди как люди, а иные даже очень порядочные... Наши девицы все ундины: все милы, все любезны, потому что они девицы. Распутными женщинами они становятся позже...
ЯЗЫКОВА. Так что же там произошло, мой друг?
ЯЗЫКОВ. Где?
ЯЗЫКОВА. В штабе... Я так люблю ее...
ЯЗЫКОВ. Кого?
ЯЗЫКОВА. Юлию... Такая видна я особа... и судьба такая... Ну, буквально страдания молодой княжны... Куда не сядет – ровно в свои сани села. Ровно в княжестве и родилась. Воображение у нее такое живое, пылкое... взгляд искрометный, до исступления. А груди такие маленькие, буквально крошечные, как чашечки...
МАРИЯ (с иронией). Так и хочется на них смотреть, и чаю выкушать.
ЯЗЫКОВА. Вам бы, молодым, только смеяться! В гусары она вырядилась. Что хочешь ты сказать своим гусаром?
МАРИЯ. Только одно: я счастлива, потому что меня обожает мичман Даль.
ЯЗЫКОВА (краснеет и бледнеет). О таких вещах можно думать, но не говорить, девушка!
ЯЗЫКОВ (помолчав). Когда я прочел пасквиль на Грейга, и на его любовницу-жену... то был смущен... У господ офицеров лицо вытянулось аж по шестую пуговицу.
МАРИЯ. Как это... по шестую пуговицу?
ЯЗЫКОВ. Вытянулось... от негодования. Хотя прямых улик как будто нет, но мичман Даль в серьезном подозреньи. Ваша судьба сейчас висит на волоске...
МАРИЯ. Так что же делать, папа? Надо что-то предпринять?
ЯЗЫКОВ. Сильва, до сих пор я знал вас отчетисто – как опытного и дельного офицера. Претензий к вам не имею. Можете бренчать на гитаре...
ДАЛЬ. Маша, до свиданья... прости... К несчастью, все оказалось слишком просто...
ЯЗЫКОВ. Иная простота...
ДАЛЬ. ...хуже воровства? Я знаю... С моим отцом был случай в Гатчине. Он служил там доктором у великого князя Павла, будущего императора. Однажды Павел в ярости накричал на одного майора, да так, что тот снопом свалился с лошади. Назавтра отец зарядил два пистолета и с ними пошел к Павлу во дворец, на службу. Если бы на него так накричали, то он пустил бы пистолеты в дело. Честь имею!
ЯЗЫКОВ. Желаю здравствовать!
СИЛЬВА. Я тоже пойду... честь имею!
Даль и Сильва уходят.
ЯЗЫКОВ (немного помолчал). Молодец!..
ЯЗЫКОВА. Кто?
ЯЗЫКОВ. Мичман Даль. Удивительно светел юноша. Мне впервые понравился.
МАРИЯ. Но вы же прогнали его, отец?
ЯЗЫКОВ. Прогнал... задело. Он получил взбучку от меня. Урок. Поелику ему предстоит взбучка от самого Грейга... Я был таким же в молодые годы. Бывало, эх... встал, встряхнулся, умылся, помолился, оделся – и вот тебе моряк для службы царю и отечеству. И стоит он перед тобой, перед службой, как лист перед травой!
МАРИЯ. Теперь посоветуй, что мне делать?
ЯЗЫКОВ. Не знаю. А может, и знаю, да не скажу... Поступай, как сердце тебе подсказывает. Во всяком случае, ты делай хорошо... а плохо само получится. (уходит в покои)
Затемнение.
Прошло несколько дней. Мария – с книгой в руках. Идет Языков.
ЯЗЫКОВ. Дочь, здравствуй?
МАРИЯ. Здравствуй, папа!..
ЯЗЫКОВ. Сегодня ужинаем кистью винограда...
МАРИЯ. Не надо виноградом меня подслащивать. Я в комнате моей, как в осажденной крепости, сижу... и принимаю вести с поля боя. Что в городе?
ЯЗЬКОВ. Как прежде. Улицы прямые. Небо, вода, воздух, ласточки, и чайки... да пыли много. Пыли очень много...
МАРИЯ. Сегодня в городе на гауптвахте был суд. Судили... вызнаете кого... Владимира Ивановича Даля. Расскажи мне все, о чем ты знаешь.
ЯЗЫКОВ (немного помолчал). Ты почему не снимешь свой мундир?
МАРИЯ. В нем удобнее кому-то влепить пощечину. Уж больно руки чешутся.
ЯЗЫКОВ. Кому?
МАРИЯ. Еще не знаю... полицмейстеру, исправнику... Во мне проснулась такая энергия, которую я даже не подозревала в себе. Душа взрывается, горит и протестует.
ЯЗЫКОВ. Я полагаю, Машенька, что женщина – невеста, девушка, молодка – должна остаться женственной. Ее краса и сила в этом. А мундиры пусть носят мужики.
МАРИЯ. Ты полагаешь, потому что сам старик.
ЯЗЫКОВ (задетый). Ошибаешься, мой друг, думая, что в старости всё идет на убыль. Наоборот, я подымаюсь в гору... кое-в-чем.
МАРИЯ. Ты – в гору? Рассмешил... А ну-ка, подойди к окну... мой милый добрый папа. Что видишь там?
ЯЗЫКОВ (смотрит). А кто там на качелях развлекается? Какой-то озорник с соседней улицы? Племянница приехала с Херсона? Ты почему молчишь? Кто там в саду? Я плохо вижу... лиловое пятно, и все. Ты видишь лучше, посмотри...
МАРИЯ. Не надо мне смотреть – я знаю кто там...
ЯЗЫКОВ. Кто?
МАРИЯ. И ты великолепно знаешь. Там наша мама. Она на четверть века тебя моложе. Теперь взлетает на качелях. Молодится. Визжит, беснуется. С тех пор, как Сильва стал бывать у нас – она не ходит, а летает. Четыре платья поменяла за день... По видимости, сегодня будет гость. Сам дон Жуан.
ЯЗЫКОВ (без особого расстройства). В каком часу?
МАРИЯ. Не знаю... может, в полночь.
ЯЗЫКОВ. Я не гожусь для роли Командора.
МАРИЯ. Вот видишь... ты не годишься. Очень жаль!
ЯЗЫКОВ (с иронией). Он монолог Шекспира прочитал, теперь Мольера прочитает. Комедию. Я не гожусь для роли Командора!
МАРИЯ. Я знаю, папа, в жизни есть только одно счастье: любить и быть любимой! Я бы хотела на свиданье к нему, к Володе, пойти, как на премьеру... на праздник...
ЯЗЫКОВ. Да я не спорю... вот только неба романтического нет на земле. На земле есть земля. И это тоже правда. Все относительно, мой друг.
МАРИЯ. Рассказывай!
ЯЗЫКОВ. Четыре дня тому назад Грейг отдал приказанье во время захода брига «Мингрелия» в Севастополь –- арестовать мичмана Даля. Арестовали и препроводили сюда. Сегодня утром Даль предстал перед военным судом. Слушалось дело 28-го флотского экипажа... «О мичмане Дале – сочинителе пасквилей».
МАРИЯ. Известен приговор?
ЯЗЫКОВ. Его, конечно, продиктовал сам Грейг. «Лишить чина и записать в матросы на шесть месяцев».
Пауза.
МАРИЯ. Ужасно! Змейка укусила, и ядовито... не пощадила... Ведь на руках у Володи семья отца. Мать, бабушка, 
брат Карл и Павел, братишка маленький... Могу я встретиться с Володей на гауптвахте?
ЯЗЫКОВ. Можешь... но через четверть часа эта новость в виде доклада будет на столе у Грейга... у Юлии...
МАРИЯ. Могу я просто к гауптвахте подойти?
ЯЗЫКОВ. Зачем? Его судьба решаться будет там, в Главном штабе, в Петербурге.
МАРИЯ (подошла к окну). Папа! Иди сюда... скорей, скорей!
ЯЗЫКОВ. Я плохо вижу...
МАРИЯ. Наш Сильва тут как тут – целует руку нашей маме. О, сколько выспренности, неги, такта... Ну, Казанова! А это что такое? Она ему передает какой-то свиток... показывает на балкон. Жеманится... и оба скалят зубы. Он свиток прячет за обшлаг мундира. Обмен любезностями... Поцелуй руки... Он в дом идет... К тебе?
ЯЗЫКОВ. Меня нет дома! Я как уехал во дворец, так еще и не воротился. (исчезает)
Короткий стук и голос Сильвы
СИЛЬВА. Мария, позвольте видеть вас?..
МАРИЯ. Да, да... войдите...
СИЛЬВА (входя). Поклон вам от Владимира.
МАРИЯ. Спасибо. Как он чувствует себя в тюрьме?
Адмирал А.С. Грейг
СИЛЬВА. Соответственно. Был суд.
МАРИЯ. Я знаю... Садитесь. Чаю выпьете?
СИЛЬВА. Нет, благодарю. Я только на минуту. Как чувствует себя Николай Львович?
МАРИЯ. По-стариковски. Могу я через вас послать письмо Володе?
СИЛЬВА. Ну, разумеется. Он помнит вас, он любит вас. Он будет рад письму.
МАРИЯ. Сейчас я позову отца... Николай Львович?
ЯЗЫКОВ (его голос). Я же сказал, меня нет дома.
МАРИЯ. Но здесь особый случай. Ты только посмотри, кто в гости к нам пришел. (сама уходит)
ЯЗЫКОВ (идет). Я как уехал во дворец, так еще и не воротился. А-а, командор?! Рад видеть вас благополучным... Сегодня много говорят о праве – ни слова об обязанностях. А ведь давно ли: оставьте даму без танца, и вы будете наказаны...
СИЛЬВА. Да, так... Вы что-то сгорбились, ваше высокопревосходительство?
ЯЗЫКОВ. Поясница мне плохо служит. Скоро окочурюсь... наследникам на радость...
СИЛЬВА. Ну, что вы, что вы, что вы... Вам бы выехать на воды, подлечиться. На месяц, два... В Пятигорске, говорят, отлично лечат поясницу.
ЯЗЫКОВ. Очень может быть! Садитесь... где угодно...
СИЛЬВА. Ну, что за церемонии между людьми мыслящими!
ЯЗЫКОВ. Вы хорошо сказали – я оттолкнусь от ваших слов. Без церемоний! Вам донесение супруга передала? Там есть неточности. Дайте-ка, я там поправлю в одном столбце.
СИЛЬВА. Не понимаю... какое донесенье?
ЯЗЫКОВ. Командор! Мы оба моряки и знаем шторм. И как себя вести во время шторма – тоже знаем. Не мельтешитесь! На Мальте, помните, историю с цыганкой? Я спас вас от позора на весь мир. А в Гибралтаре? (тоном приказа) Дайте мне донесенье!
СИЛЬВА. Пожалте! (передает свиток Языкову) Языков идет к маленькому столику, достает лупу, разворачивает свиток.
ЯЗЫКОВ. Итак, что видим мы? Чертеж. Искусно сделан. План дома моего. Балкон... и контуры шести комнат второго этажа. И будуар моей супруги. Отмечен крестиком... понятно... Еще тут есть записка... «Я рыцаря увижу на балконе... на веслах буду я... (поднял голову) «На веслах буду я» – что это значит?.. (вновь читает) ...в мантилье... ваш любимый белый цвет. Мемоза»... Прекрасная завязка новейшего романа... (смотрит на Сильву) Так чем же я могу помочь вам, ваше благородие? Тут под балконом растет рябина. Вот по рябине если, этак в полночь. Боятся вам не следует – я буду крепко спать. Можете стрелять из пушки – не услышу. Разве что пожар... Но вы же не допустите пожара всей усадьбы? Вы же по природе своей рыцарь?! (смеется)
СИЛЬВА (конфузливо). Конечно, рыцарь... Могу лишь допустить дуэль... но... в вашем возрасте и в вашем чине... дуэль? Немыслимо!
ЯЗЫКОВ. Дуэль меж нами? Ну, что за глупости. К тому же, в роду у Языковых никто не дрался на дуэли. С обидчиком жены иначе поступали.
СИЛЬВА. А это как же?
Оба продолжают смеяться.
ЯЗЫКОВ. Оглоблей били... до смерти... с устатку...
Сильва пятится и быстро уходит.
Сразу же появилась Языкова – она, конечно, подслушивала. Гликерия, иди сюда поближе... Да ты не бойся, не смотри туда – он больше не придет... Твой план хорош!.. я рассмотрел его... Задумано не дурно. По наполеоновски. Страдает только разработка плана...
ЯЗЫКОВА (прячет стыдливо глаза в шаль). Один бог без греха.
ЯЗЫКОВ. Гликерия, сядь в кресло... маскарад закончен.
ЯЗЫКОВА. Какая прелесть! Но здесь я виновата и безвинна. Ты должен это знать! (кладет свою руку на его плечо)
Затемнение.
Городской бульвар. Слышен духовой оркестр. К Далю быстро подходит Сильва.
СИЛЬВА. Ты здесь?
ДАЛЬ. Прощаюсь. Теперь все позади. В Кронштадте встретимся.
СИЛЬВА. Ты не жалей. Жалеть тут не о чем.
ДАЛЬ. Как это, не о чем жалеть?! (они идут, молчат) Скажи, а что там в Венеции сейчас?
СИЛЬВА. В Венеции?
ДАЛЬ. Да. Что в Петербурге – мне известно... а что в Венеции?
СИЛЬВА. А-а... там в Венеции у власти венецианский дож. Какой-нибудь там Олух 3-й, или Казимир ХУ.
ДАЛЬ. Дурак?
СИЛЬВА. Возможно.
ДАЛЬ. А умным, проницательным... он может быть?
СИЛЬВА. Возможно.
ДАЛЬ. Вот видишь, всё возможно. На этом свете всё возможно. И только мне, Володе Далю, невозможно остаться в городе на берегу Ингула. Я вынужден отчалить на север, в Кронштадт.
СИЛЬВА. Потому что «сова» будет сторожить тебя с высоты своей башни... если ты позволишь себе остаться на берегу Ингула.
ДАЛЬ. Он сделал из меня козла... а Петербург прислал мне эполеты лейтенанта. Это как же так, ваше высокопревосходительство? Пассаж выходит – в пику вам?
СИЛЬВА. Играем судьбами, не более того?
ДАЛЬ. И Петербург играет?
СИЛЬВА. По-столичному изящно. Там есть картежники почище Грейга...
Пауза. Они продолжают идти.
Попробуем спросить. А что мы потеряли?
ДАЛЬ. Где?
СИЛЬВА. Здесь на юге... что мы потеряли?
ДАЛЬ. Дом вице-адмирала Языкова я теряю. Пристанище души... уют, тепло... и бриллиант живой воды Марию. И сам старик... Ты как его считаешь?
СИЛЬВА. Ядрено-орехового цвета.
ДАЛЬ. Ой, не скажи, – он человек.
СИЛЬВА. Он солдафон!
ДАЛЬ. Тогда я тоже солдафон...
СИЛЬВА (смеется). Кто, ты?
ДАЛЬ. Люблю порядок. Точность. Соразмерность. Правду, поиск, труд. Ведь что такое собирать слова-пословицы? Ведь это труд на годы, на десятки лет... ему конца не будет. Иное слово сказано бог знает где... в Архангельске, на Клязьме... на пасеке под Костромой, иль под Воронежем... Матрос привез его оттуда, а я его услышал-записал... и думаю над ним. Мне и не снится быть зодчим, даже каменщиком – лишь подносчиком... чтоб выстроить дворец... великий – видный отовсюду в Европе. Дворец под именем «Богатство русской речи»!
СИЛЬВА. Да, мудрости тебе не занимать, Владимир Даль. Что потеряли мы еще ?
ДАЛЬ. Друзей! Тебя... Ефима Зайцевского – поэта... Кнорре – астронома... Трех братьев-украинцев Рогулей... Егора Зонтага... И прапорщика Федора Петрова, с которым мы охотились на лис... на Кинбурнской косе... весельчака и балагура. Я многих здесь теряю. (всмотрелся) Сюда идет Мария!
Появилась Мария. Она как будто удивлена тем, что видит здесь
Даля и Сильву. Она в вечернем платье и с летним зонтиком в руках.
СИЛЬВА (бросился к ней). Маша! Переживаете его отъезд?
МАРИЯ (несколько растерянно). Да... в общем, да... Во мне бушует два человека: один смеется над собой... другой и молится и плачет...
СИЛЬВА. Могу я высказать два слова в утешенье... для того, который плачет?
МАРИЯ. Скажите.
СИЛЬВА. Вчера случайно я прочитал отчет-бумагу для Петербурга. Некий николаевский статистик, чиновник и асессор по имени Пантыкин в графе отчета «Нравственность» ответил так: «Поелику оной нравственности в городе не оказалось, то дело отнесено к исправнику Новороссийского края – не окажется ли таковой в крае». И подпись с этаким нажимом: «Семен Пантыкин»... Правда, хорошо?
МАРИЯ (улыбнувшись). Владимир, вы не боитесь, если вы нас покинете... – то я женой Пантыкина вдруг стану?
ДАЛЬ. Нет, не боюсь.
СИЛЬВА. Боится!..
МАРИЯ. Не бойтесь. Этого не будет.
СИЛЬВА. Послушайте, хорошие мои вы люди... Не будьте столь жестокими к себе. Любите друг друга, не теряйте времени, пользуйтесь жизнью, глупые... И виват Пантыкину! (он быстро уходит)
Мария и Даль остались одни.
ДАЛЬ. Так... значит, вы не выйдете замуж за Пантыкина?
МАРИЯ (нервно смеется). Нет... Сама мысль для меня о Пантыкине невыносима.
Пауза. Они идут.
Я хотела еще раз повидать вас, понимая, что всё рухнет... и мы больше никогда не увидимся. Мало-помалу я буду отдаляться от вас... но никогда не забуду...
Пауза. Они идут.
ДАЛЬ. В иные минуты я чувствую себя, как мальчишка, разоривший птичье гнездо... Происшестве это наделало много шуму и толков. Да я сам дал им розги, чтобы меня высекли...(пауза) Мне нравилось быть в вашем доме... и видеть вас, Маша. Я счастлив, что вы есть, вот такая Мария Николаевна Языкова.
МАРИЯ. Я тоже счастлива, и сама не ведаю почему и отчего... Дело вот в чем: у нас в доме всегда были свои причуды, странности... И мама моя... она добрая, но рывками... У нее бывает семь пятниц на неделе. Сейчас она смеется над нами: «по губам текло, а в рот не попало...»
ДАЛЬ (угрюмо). Попало! Всё попало!
МАРИЯ. Мама говорит: у Володи нет жизненного опыта, и он не сможет обеспечить семью... но опять же вопрос. А что такое жизненный опыт? Всегда ли он делает человека человеком? Ведь каждый человек создает свою мораль... Верно?
ДАЛЬ (мягко). Да, конечно...
МАРИЯ. Во время вечерней молитвы слезы душат меня... Я понимаю, сколь же не совершенна жизнь вокруг... но я верю в хороших людей, и не собираюсь жить в затворе... Впредь я буду защищать ваше имя, Владимир Даль. Вы для меня были и остаетесь открытым человеком... правдивым, сильным, добрым, мягким, благородным, милым... великим и забавным, чудесным и цельным... Я хочу любить вас всегда... и буду любить... даже если не буду вас видеть...
ДАЛЬ (он до слез взволнован). Я, право, не знаю... Мария Николаевна... Машенька... как же теперь это поправить?
МАРИЯ. А поправлять ничего не надо. (смотрит ему в глаза) Для меня любовь – это непрерывное обожание, рабское служение и готовность к любой жертве... На днях вы будете в Кронштадте... Здоровья вам... (целует его лицо) Одному богу известно... Вот так бы обняла вас и не отпускала бы из рук... никогда, (быстро уходит)
ДАЛЬ (оставшись один, клятвенно шепчет про себя, для себя). Всё бытие мое принадлежит Марии...
Отдаленно и грустно звучит духовой оркестр.
.
Пьесы Н.А. Троянова
1. Кассандра и Кретин: комедия из античных времен в двух частях // Троянов, Н.А. Три пьесы / Н.А. Троянов, худ. Я. Иванова. – Николаев: Изд-во НФ НаУКМА, 2000. – С. 113-160.
2. Магда: драматическая история в двух частях // Троянов, Н.А. Три пьесы / Н.А. Троянов, худ. Я. Иванова. – Николаев: Изд-во НФ НаУКМА, 2000. – С. 7-61.
3. Макаров и Верещагин: сцены, в одном действии // Троянов, Н.А. Европейцы (четыре пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: ЧП Гудым И.А., 2004. – С. 92-118; // Освітянські вітрила: гуманітарний альманах. Вип.2. – Миколаїв: МДУ ім. В.О. Сухомлинського, 2004. – С.198-228.
4. Мичман Даль: трагикомедия в одном действии с прологом // Троянов, Н.А. Исторические силуэты (три пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: Возможности Киммерии, 2001. – С.47-67; // Освітянські вітрила: гуманітарний альманах. Вип. 3-4. – Миколаїв: МДУ ім. В.О. Сухомлинського, 2005-2006. – С. 246-262.
5. Ольвия: драма из античных времен, в двух частях // Троянов, Н.А. Исторические силуэты (три пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: Возможности Киммерии, 2001. – С. 10-38.
6. Рафаэль: драма-представление в двух частях // Троянов, Н.А. Три пьесы /Н.А. Троянов, худ. Я. Иванова. – Николаев: Изд-во НФ НаУКМА, 2000. – С. 63-112.
7. Сковорода: драма из жизни философа, в двух частях // Троянов, Н.А. Европейцы (четыре пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: ЧП Гудым И.А., 2004. – С.57-91.
8. Сны Кати Панны: современная драма в двух частях // Троянов, Н. Люди, которых я встретил / Н. Троянов. – Николаев: Изд-во Ирины Гудым, 2008. – С. 124-155.
9. Триумф старого города: пьеса в одном действии // Троянов, Н.А. Европейцы (четыре пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: ЧП Гудым И.А., 2004. – С. 119-135.
10. Шутка Вольтера: комедия в одном акте // Троянов, Н.А. Исторические силуэты (три пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: Возможности Киммерии, 2001. – С. 39-46.
11. Эразм из Роттердама: трагикомедия в трех действиях // Троянов, Н.А. Европейцы (четыре пьесы) / Н.А. Троянов. – Николаев: ЧП Гудым И.А., 2004. – С. 24-56.