Адриан Митрофанович Топоров
(1891-1984)
Внук писателя И.Г. Топоров рассказывает о своём деде - А.М. Топорове
А.М. Топоров "Я снова "вышел в люди"
Из неопубликованных воспоминаний (помещается с сокращениями)
13 июля 1961 года я получил неожиданное письмо, написанное на бланке редакции «Известий»:
«Уважаемый Адриан Митрофанович!
Журналистская судьба привела меня и нашего алтайского корреспондента А.И. Волкова в хорошо знакомое Вам село Верх-Жилинское. Там, собирая материал о культурной работе в колхозной деревне, мы впервые услышали Ваше имя. А затем – имя Вашего ученика – одного из самых уважаемых людей в районе, чудесного, разносторонне одарённого человека, который и до сих пор продолжает дело, начатое Вами. Это – Степан Павлович Титов. Вместе с ним и его женой мы побывали в «Майском утре», прошли по Тропе Коммунаров (она не заросла и сейчас, эта легендарная тропа!), побеседовали со многими людьми. Потом раздобыли Вашу уникальную книжку, порылись в архивах, в музее. И перед нами встала удивительная история коммуны и Вашей деятельности в ней. То, что Вы сделали, – колоссально! Мы гордились тем, что наша газета в свое время поняла это и сказала свое слово. Сейчас мы пишем документальную повесть (она, по-видимому, будет печататься в «Известиях») о Степане Павловиче Титове. Как Вы догадываетесь, первая её часть (не глава – часть) будет называться «Тропа Коммунаров», и одним из главных героев в ней будете Вы... Очень бы Вы нам помогли, если бы смогли сообщить всё, что вспомните о самом Степане Павловиче, о его жене Александре Михайловне. Может быть, о его детях – Германе и Земфире. Интересуют нас и родители их (Ваши «критики»!) Михаил Алексеевич Носов и Павел Иванович Титов. Очень хотелось бы залучить Вас в свой авторский коллектив. Напишите, какие проблемы волнуют Вас сейчас, о чём Вы хотели бы рассказать нашим читателям.
С приветом. Зам. ответственного секретаря Н. ШТАНЬКО».
«Что за оказия?! – подумал я, прочитав это письмо. – Тут что-то не так. Какая-то загадка».
Желая посильно помочь журналистам, сел за написание воспоминаний о коммунарах Титовых и Носовых. Работа разбухла. Я приготовил её в двух экземплярах: для Н.Штанько и Степана Павловича Титова. Второго хотел поставить в известность, что я ничего дурного не сказал о своих друзьях – коммунарах, о нём и о Саше Носовой. Срочно отослал экземпляр Н. Штанько, понимая, что журналистам подавай материал с пылу, с жару. У них работа молниеносная, иначе она теряет цену на литературном рынке.
А.М. Топоров – рисунок С.П. Титова 1968 г.
С отправкой бандероли Степану Павловичу я не спешил. Понёс пакет на почтамт утром в воскресенье 6-го августа 1961 года. Было тепло, солнечно. Иду обратно. Из раскрытого окна одного дома до меня донёсся четкий голос радиодиктора Левитана: в космос полетел корабль «Восток-2» на борту с лётчиком-космонавтом Германом Степановичем Титовым…Я остолбенел: имя, фамилия и возраст нового космонавта были мне знакомы. Я и все члены моей семьи с волнением спрашивали друг друга:
– Неужели это – сын наших Стёпы и Саши Титовых?! Может быть, в СССР есть второй Герман Степанович Титов?!
Сидя у репродуктора, мы сгорали от нетерпения, ожидали сообщения краткой биографии героя. Минуты тянулись мучительно долго. Наконец мы услышали: это – он, да, он, наш Герман!! Сын моих славных воспитанников из «Майского утра» Стёпы и Саши Титовых! Волна неизъяснимой радости облила моё сердце. Ликовала и семья. Так вот в чём разгадка таинственного письма Н. Штанько ко мне!
В №№ 187, 188, 189 и 190 «Известий» была опубликована документальная повесть А. Волкова и Н. Штанько «Отчий дом», в которой мне отведена изрядная жилплощадь. С этого момента моё незаметное имя прочно прилипло к космонавту-2 Герману Степановичу Титову. На 70-м году жизни я сразу стал «умным», нужным человеком. Началось паломничество ко мне, точно и я летал в Космос. Меня нарасхват таскали на встречи, чтобы поделиться опытом культработы и рассказать о «Майском утре», о династии Титовых и т.д. Где и перед кем только я не выступал тогда! И так меня заездили, что я совершенно потерял голос. Лечился два месяца. За мной присылали машины из соседних областей, приезжали из Ленинграда студенты-северяне. Они часами сидели, озирая меня с ног до головы и… молчали (?!).
Проведали обо мне многие друзья, ученики, сверстники и соратники, с которыми была порвана всякая связь 30, 40, 50 и более лет! Разыскала меня и Софья Ерофеевна Шельдяева-Серпуховитина из Курска. С нею я сидел на одной парте в Бродчанской церковно-приходской школе (Старооскольского уезда) в 1900 – 1903 годах! Через 60 с лишком лет нашла меня!! Не диво ли?! Из Сиднея (Австралия) отозвался и мой учитель по языку Эсперанто Иннокентий Николаевич Серышев, с которым я познакомился в селе Верх-Жилинском ещё осенью 1915 года.
Добрался до меня и чехословацкий педагог-эсперантист И.Килиан, который в первую империалистическую войну, будучи пленным, проживал в Томске и потому знал меня как одного из пропагандистов международного вспомогательного языка. Не имея точного моего адреса, тов. Килиан на конверте написал:
«Украина, город Николаев, А.Топорову. Он – старый эсперантист, автор книги «Крестьяне о писателях». Ему около 70 лет». Признаки верные. По ним почтальон и доставил мне письмо чехословацкого друга.
Сейчас не перечесть всех «давно забытых лиц», чьи жизненные пути-дороги надолго разошлись с моими, но пересеклись вновь благодаря полету в космос моего «духовного внука» Германа Степановича Титова…
Я уехал из Сибири в мае 1932 года. Мои ученики – Саша Носова и Степан Титов поженились через два года. Их первенец, будущий космонавт, родился в 1935 году. Ему обо мне дали знать родители, деды, бабки. А я представлял его по их письмам. Лелеял мечту о личной встрече с ним. С этой целью я и приехал в Москву в октябре 1961 года, перед открытием ХХII съезда КПСС. Остановился у писателя-друга Анатолия Абрамовича Аграновского. Утром 14-го октября он поговорил по телефону с Николаем Ивановичем Штанько. Тот немедленно прислал машину. И через несколько минут мы были в его кабинете. Н.И. Штанько – душевный человек, с которым в первую же минуту знакомства чувствуешь себя, как с близким родным. Друзья стали думать и гадать, как связать меня с Германом Степановичем. Нужно было преодолеть немалую трудность – испросить разрешение на свидание с космонавтом у тех, кто ведёт наблюдение за состоянием его здоровья... В редакции всё-таки узнали квартиру космонавта, но и это не успокоило меня. Герман Степанович должен был лететь в Румынию и вернуться оттуда только 16-го октября в 7 часов вечера. Значит, мне нечего было и помышлять о свидании с ним. Захожу в квартиру А. Аграновского. Cлышу: он говорит по телефону с Н. Штанько, который придумал умный ход – написал записку космонавту, что я в Москве и желаю с ним встретиться. Записку эту передал с редакционным фотографом Сметаниным, работавшим на съезде КПСС.
Космонавт прочитал записку Н. Штанько, немедленно позвонил ему из Кремля и просил передать, чтобы я сегодня же в 2 часа дня был в редакции «Известий», куда приедут он и Степан Павлович. Мы с А.А. Аграновским прибыли к Н.И. Штанько. Сюда собралось много сотрудников редакции. Все спустились к парадному подъезду. И точно в 2 часа подкатила машина, из которой вышли отец и сын. Ну, понятно, пошли объятия, поцелуи, сопровождаемые междометиями, которые трудно теперь воспроизвести. Поздоровавшись со всеми общим поклоном, космонавт и Стёпа повернулись ко мне. Я подхватил их под руки, и мы зашагали по широким лестницам редакции к лифту. Тут уж я не сдержался и воскликнул:
– Так вот какие орлы поднебесные вылетели из «Майского утра»!
– Нет, Адриан Митрофанович, – сказал космонавт, – теперь в нашей стране из любого села такие орлы могут вылететь. И они уже стаями готовы вспорхнуть в небесные просторы.
Зашли в кабинет Н. Штанько. И мне пришлось признаться:
– Ах, черт возьми! Ведь у меня раньше язык был не плохо подвешен, а сейчас завязался узлом и ничего не может сказать путного. Думал: огневую речь закачу при первой встрече, а вот всё выскочило из головы.
Все засмеялись, а космонавт:
– Адриан Митрофанович, не надо речей. Наслушались мы их досыта. Хватит. Уши от них трещат. Давайте без речей, поговорим, попросту, как у себя дома.
Я схватил космонавта за руки и, глядя в его чудесные, светлые глаза, бессвязно затараторил:
– Так вот как, Герочка, вышло! Один луч твоей славы озарил и мою фигурку на восьмом десятке лет. День шестого августа 1961 года был днём моего второго рождения…
Я чувствовал, что несу сентиментальную околёсицу, но солидные слова не садились на язык. И, очевидно, понимая моё состояние, Герман Степанович ободрил меня:
– Э, Адриан Митрофанович, что касается «лучей», то это ещё вопрос: то ли мои вас озарили, то ли ваши меня? Я считаю, что если бы не «Майское утро», да не вы с моими родителями, то не летать бы мне в просторах Вселенной… Корни всего идут в «Майское утро»…
В кабинете Н. Штанько мы расселись на диване: я – посредине, космонавт налево, Стёпа направо от меня. Нас окружили журналисты. Как всегда в подобных положениях, завязалась беспорядочная словесная перепалка с нескладными вопросами и ответами. Я «разрывался» на два фронта: говорил и с космонавтом и со Стёпой.
– Герочка, голубчик, жалуюсь тебе на папашу твоего. Тридцать с лишком лет он не слушался меня.
– Как?!
– Я ему часто твердил в письмах: ты – литератор с «искрой», у тебя талант, который я заметил давно, растил, ожидая его проявления в творчестве. А папаша твой ничего не писал. Мне не верил. Всё время отговаривался: какой я литератор? Куда уж мне! А что вышло? И читатели, и писатели в один голос поют: всё лучшее, задушевное и художественное из напечатанного о «Майском утре» принадлежит перу Степана Павловича Титова!
Стёпа мой сидит. Краснеет и стыдливо опускает глаза. Герман похлопал его по плечу:
– Ну, батя, терпи! Похвалы тоже не легко бывает переносить, но ничего не поделаешь. Знаю по себе… Перегрузка!
С трудно скрываемой радостью Степан Павлович начал вспоминать письма, которыми засыпали его:
– Среди писем есть и курьёзные. Так, одна девица пишет мне с Гавайских островов… Называет себя Титовой, сводной сестрой Геры. Уверяет, что она – моя дочь от первой жены и что космонавт-2 – сводный брат её! И поскольку признает себя бесспорною моей дочерью, то на этом основании просит выслать ей 600 долларов. Как видите, моя гавайская «дочка» – практичная, деловая. Берёт быка за рога!
Смеялись долго.
Был накрыт стол. Колбасу, яичницу и прочую снедь Герман Степанович уплетал добросовестно, вполне по-земному. Кто-то шутя бросил:
– Герман Степанович, наверное, от космических питательных тюбиков у вас в желудке при полете чувствовалась некая «невесомость»?
– Да как сказать? Сила в моём организме была вполне земная. Но вот это (он кивнул на стол) всё же основательнее чувствуется, чем тюбики…
А.М. Топоров и отец космонавта №2 – С.П. Титов (слева)
Я вспомнил, как застыл на месте, когда радио сообщило имя второго летчика-космонавта. А Стёпа продолжил этот разговор:
– Да и мы с Сашей были оглоушены и все спрашивали себя: «Неужели это наш Гера?!! Не верили, что наш. Думали: это другой. Разве мало Титовых Германов в нашей стране?
Один журналист спросил Степу:
– Неужели родители не знали заранее, что сын полетит к звездам?
– Ничего не знали. Правда, нас удивило то, что еще 12-го июня в села Полковниково стали съезжаться корреспонденты, но мы предполагали, что причиной этого была деятельность Адриана Митрофановича в Сибири. Мы беседовали с корреспондентами о своем учителе, ездили с ними по следам его работы в Косихинском районе, посетили «Майское утро» и т.д. Но даже не подумали о полете Германа. И лишь 5-го августа, когда в Полковниково нагрянуло множество машин с журналистами и фотографами; когда меня и Сашу подвергли детальным допросам о сыне, мы догадались, что с Германом должно произойти что-то важное. И 6-го августа оно произошло…
Меня предупредили, что космонавт не любит расспросов о полете, потому что про это он уже много раз говорил на официальных собраниях, заседаниях, пресс-конференциях и в печати. Я старался избегать космических тем. Н.Н. Штанько между прочим упомянул о намерении издательства «Советская Россия» переиздать книгу «Крестьяне о писателях», написанную в «Майском утре». Герман Степанович очень оживился при этом упоминании:
– Так, так… Это действительно редкая книга. В ней я вижу и чувствую всю ту благотворную культурную атмосферу, которая была в «Майском утре»; вижу моих предков, их духовный рост. Эта атмосфера, безусловно, сказалась и на моём умственном развитии... Я обязательно напишу, если позволят, предисловие к переизданию книги.
Я поблагодарил «внука» за эту любезность.
Его позвали к телефону. Вернувшись к столу, он сказал отцу и мне:
– Художник Анатолий Никифорович Яр-Кравченко просит нас приехать к нему в мастерскую. Поедете?
– С превеликим удовольствием!
Попрощавшись с радушными известинцами, космонавт, Степан Павлович и я поехали к художнику. Дорогой Герман Степанович говорил:
– Я уже несколько сеансов позировал Анатолию Никифоровичу. Он написал мой портрет, который находится на выставке в Доме журналистов. Анатолий Никифорович – крупнейший живописец и обворожительный человек. Вот увидите.
На пороге мастерской нас встретил высокий, полный, краснощекий человек с ласковыми глазами. Познакомились. Художник прежде всего подробно осведомил нас о своей новой громадной картине, над которой трудился. Картина изображала собрание советских писателей на квартире у Алексея Максимовича Горького.
Анатолий Никифорович пояснил:
– На картине я уловил тот момент, когда Алексей Максимович произносит знаменитую фразу «На вас лежит ответственность». Этой фразой я и назову картину.
Захватывающе интересно художник ознакомил нас и с другими его работами и творческими планами. Впившись надолго глазами в космонавта, спросил его:
– Герман Степанович, читаю в газетах и журналах, что вы любите поэзию, живопись, музыку, читаете стихи, поёте… Откуда все это у вас?
– Да все оттуда же, из «Майского утра».
И, взглянув на часы, космонавт заторопился:
– Ну, извините меня: пора на заседание партсъезда. До свидания.
И уехал в Кремль. А мы со Стёпой еще долго слушали повесть Анатолия Никифоровича о его большом и плодотворном пути, каждый этап которого был проиллюстрирован изумительными рисунками во многих альбомах.
Художник подарил нам на память репродукции с его картин. Под конец беседы он обратился к Стёпе:
– Вы непременно пришлите мне ваши работы. Я посмотрю их.
Степа смутился:
– Да что вы, Анатолий Никифорович?! У меня же детская мазня. Стыдно показывать простым людям, а не то, что вам.
– А я говорю: пришлите. Охотно помогу вам.
Поздно вечером расстались мы с одним из крупнейших мастеров кисти.
Членский билет А.М. Топорова в Союзе писателей СССР
Утром следующего дня в редакции «Известий» я встретился со своей ученицей Сашей Носовой-Титовой, матерью космонавта. Она прибыла со Степаном Павловичем. Более тридцати лет мы не виделись. Время изменило нас обоих до неузнаваемости. Встреча была полной слёз радости и горя при воспоминании о старых коммунарах, положивших первые камни в строительство коммунизма в Сибири. Трогательный рассказ Сашеньки оживил незабываемые картины нашей жизни и культурно-просветительной работы в славной коммуне, где выросли и воспитались многие советские врачи, агрономы, инженеры, педагоги, лётчики, кандидаты наук и прославленный космонавт Герман Степанович Титов. Нестерпимо терзала сердце мысль о том, что из тридцати моих учеников-коммунаров, защищавших Родину в минувшую Отечественную войну, живыми остались только двое…
…Отец и сын Титовы любят преподносить приятные неожиданности.
И при личном свидании в Москве, и в печати Герман Степанович обещал посетить «духовного» деда в Николаеве. Приезд его был – как снег на голову. Летом 1963 года космонавт проводил отпуск с семьёй на киевском курорте Пуща-Водица. Под вечер 20 августа он на своей автомашине и подкатил ко мне. Один, без шофёра. Без всяких регалий, без фуражки, в рубашке-безрукавке и в расхоженьких штанишках. В то время я сидел у соседа на втором этаже дома. Поэтому я не видел первого появления космонавта в нашей квартире. Передаю слово очевидице – невестке Марии Михайловне:
– Юрий (муж – А.Т.) пришёл с работы и лежал на кровати, читая книгу. Стук в дверь. Юрий крикнул «да»! Кто-то вошёл в комнату. Я тоже вошла туда. На краешке стула сидит небольшого роста человек и поигрывает ключиком от автомашины. Спрашивает Адриана Митрофановича. Говорю: Адриан Митрофанович наверху, у соседа. Позвать? – Позовите. – А как сказать, кто спрашивает? – Герман. – Какой Герман? – Титов… Батюшки!! Я – брык на стул. Юрий спрыгнул с кровати и заорал: – Гера!! И давай тискать его, обнимать-целовать! Я – на верх за дедом…
Да, Марья Михайловна ворвалась к соседу и, как угорелая, завопила:
– Дед! Домой! Скорей! Космонавт приехал!!
Я опрометью кинулся вниз – и в коридоре обнял долгожданного внука. Как полагается, пропустили его через «санобработку», а дальше пошла суматоха подготовки к «приёму».
Когда космонавт въезжал во двор и выходил из автомашины, детвора узнала его в лицо. И через несколько минут по городу полетело:
– Космонавт Герман Титов приехал к Топорову!
Первый звонок был из обкома партии. Просили выступить. Но космонавт ответил:
– Простите: не могу. Я неофициально приехал к своему деду и на публичное выступление разрешения не имею…
Его поняли и больше не тревожили. А вскоре весь наш двор, весь квартал улицы Свердлова (ныне улица Обсерваторная. – А.Т.), вся наша квартира были запружены толпой.
Герман Степанович не хотел никаких фото- и телесъёмок: они ему надоели. Но я упросил его «потерпеть». Он сдался, и телестудийцы, и фотографы «Южной правды» засняли некоторые моменты его приезда…
Как вероятно, всюду, в Николаеве о космонавтах почему-то ходили всякие домыслы, порой нелепые. Скажу только о самом чудовищном. Мой приятель и партнёр по игре в симфоническом оркестре, инженер В.И. Шенфельд как-то на репетиции шептал мне:
– Адриан Митрофанович! Ведь Герман Титов давно уже умер от космической радиации, но об этом молчат, чтобы не огорчать народ, не сеять паники. А вы-то уж, конечно, знаете всё. Скажите по строжайшему секрету – умер или жив? Клянусь здоровьем: никому не передам!
Я расхохотался:
– Вот что, Витя: космонавт намеревался навестить меня в Николаеве. Если, в самом деле, он приедет, я тебе сейчас же позвоню, позову.
И позвонил, и позвал. Нарочно посадил Фому неверующего рядом с космонавтом:
– Садись, Витя, пей с «покойником» шампанское и жуй жареных бычков!
Чья-то злоумышленная брехня была убита.
Во время последнего обеда к открытому окну подошли дети из детского садика. Они читали стихи и кидали космонавту цветы. Герман Степанович много и увлекательно рассказывал о своих зарубежных путешествиях, типах, нравах и обычаях иноземцев.
21 августа, на закате солнца, написав сотни автографов и выдержав атаки фотографов и телеоператоров, он отбыл в Одессу…
…Руководящие органы Николаева запланировали на 20-21 октября 1967 года слёт комсомольцев трех поколений. Это дело было обставлено особенно пышно. Для пущего эффекта пригласили космонавта Германа Степановича Титова. Заключительную фазу торжества наметили провести в Парке Победы 21 октября.
Зная, что космонавты строго экономят время, я ожидал прилета «духовного внука» в Николаев не раньше 20 октября.
Накануне вечером я направился на очередное собрание литературного объединения при редакции «Южной правды». Мокрый от дождя асфальт на широкой Адмиральской улице сверкал под светом фонарей. Движение в городе стихло. Я спокойно шлёпал посредине улицы. Внезапно за спиной я услышал шипенье и хлопанье автомобильных шин и крик:
– Стой!
«Неужели грабители?!» – подумал я.
Машина остановилась. Из нее вынырнул наш вездесущий и всеведущий журналист Борис Лазаревич Аров.
– Я за вами. Садитесь, едем.
– Куда? Зачем?
– Герман Степанович уже прилетел. Меня послали за вами. Был у вас на квартире. Сказали, что ушёл на литобъединение. Я и настиг вас. Садитесь.
– Где же космонавт?
– В Лесках, на даче обкома.
Приехали туда. Эта дача – резиденция для приезжающих в Николаев высоких должностных лиц и гостей.
Мемориальная доска на доме в Николаеве, где жил А.М. Топоров
Я вступил в ярко освещённую большую роскошную комнату. Вокруг длинного, обильно сервированного стола уже сидели многие высокопоставленные лица. «Ассамблею» остроумно вёл секретарь обкома В.А. Васильев.
Герман Степанович пошёл ко мне навстречу. Обнялись. Мне отвели место рядом с «первоприсутствующим». Вот куда залетела «белая ворона»! Думал ли, гадал ли я когда-либо попасть в «высшую областную сферу»?! Всё шло чинно, благородно. Шутки, остроты, смех и тосты, тосты, тосты! Ужин был лукулловский. И во сне я такого не едал! В интервалах между яствами гости поднимались на второй этаж, смотрели по телевизору футбольный матч, спускались вниз, играли на бильярде. Но своей музыки не было. К пианино никто не притронулся.
Во втором часу ночи меня на автомашине доставили домой. Космонавт на этот раз был гостем города и ночевал в отведенных ему апартаментах. Наутро он выступал по местному телевидению. Затянули в телестудию и меня. Я сидел возле космонавта в качестве живой мебели. И только для того, чтобы «внук», отвечая на вопрос о цели его приезда в Николаев, мог бросить взгляд на меня и сказать:
– После празднества хотелось проведать и своего духовного деда.
…По окончании собрания представителей трёх поколений комсомольцев первый секретарь обкома партии Т.Т. Поплёвкин завёз Германа Степановича на нашу квартиру и пошутил:
– Оставляю вам гостя на один час. Потом заеду за ним и заберу.
Мы просили Трофима Трофимовича оставить у нас космонавта подольше.
– Не могу! Прошлый раз он был вашим гостем, а ныне – нашим.
Набавил только 15 минут. А потом приехал и увёз… Такой мимолётной была моя вторая встреча с «духовным внуком» в Николаеве.
1970 г.
Видеофильм о выдающемся педагоге, писателе, публицисте, музыканте, эсперантисте и общественном деятеле - Адриане Митрофановиче Топорове