Форма входа

Статистика посещений сайта
Яндекс.Метрика

 

 Яков Айзекович Тублин

Фотоархив Я.А.Тублина

 

 

    Писать о себе и легко, и трудно. Я родился 13 октября 1935 года в городе Николаеве, что стоит на берегах двух рек – Южного Буга и Ингула. И совсем рядом – Чёрное море.Порог наш, у которого росла белая акация, выходил на Привозную улицу, где на шестом году жизни меня и застала Война. От неё мы надеялись спастись в Сталинграде. Нашли место!.. Что там было, рассказывать не стоит – это знают все. Осенью 1942 года нам с мамой чудом удалось вырваться из пекла и добраться до Урала. В 1943 году погиб отец на фронте. В Николаев возвратились только в 1949 году.

   Окончил Николаевский судостроительный техникум и Одесский государственный университет. Строил корабли, занимался отраслевой наукой. Много ездил по бывшему Союзу. Четыре года служил на Балтийском флоте минёром.

   Пишу с детства. Первые стихи напечатал в 17 лет. С тех пор печатался в газетах и журналах Москвы, Ленинграда, Киева, Одессы, Николаева и других городов Союза; в многочисленных коллективных поэтических сборниках и антологиях. Издал три книги стихов: «Каждый день» (1971 г.), «Теплоход» (1979 г.), «Час прилива» (1987 г.). Стихи переводились на украинский, осетинский и другие языки. 

    С 1991 года живу в Израиле, в древнем и молодом городе Ашкелоне, на берегу Средиземного моря. Много путешествовал по странам Европы, побывал в США. Новый этап жизни – новые впечатления, ощущения, мысли. Но и прошлое, тем не менее не отпускает.

Яков Тублин, Ашкелон, апрель 2007 г.

 

 

 «Троллейбус идёт на Намыв»

Мой берег опальный,
О прошлом ещё не забыв,
Мы слышим с печалью:
«Троллейбус идёт на Намыв»,
Где волны сверкали,
Шумели, светлы и легки,
Бетонные встали
Дома, тротуары легли.
Песочною пылью
Покрылись ольха и сосна.
Здесь жили да были
Надежда, утеха, весна;
На удочках бились
Бычок и тарань, и рыбец;
Стрекозы резвились,
Но вот наступил им конец.
Всё это украли,
Реки затерялся мотив.
Мы слышим с печалью:
«Троллейбус идёт на Намыв».

       *   *   * 

 

 

…А жил я на Привозной.
Акацией бела,
Как просто и привольно
Привозная жила!
Арбузами хрустела,
Знакомила людей,
Работала и пела,
И шлёпала детей.
Она дождём дышала
И вешала бельё,
И марево дрожало
Над запахом её.
Такой имеет запах
Лишь улица одна.
…Шло солнышко на запад,
А с запада – война.

                 *   *   * 

  

Николаевские поэты Яков Тублин и Вячеслав Качурин. 1965 год 

 

 

Ода застенчивости

Застенчивость – хорошая черта.
Хорошая.
             Я это утверждаю.
Она себе похвал не ожидает,
Она не смыслит в славе ни черта.
Когда вокруг грохочет и звенит,
Застенчивость стоит себе в сторонке
С глазами терпеливого ребёнка,
Познавшего уже закон Земли.
Застенчивым живётся тяжело,
Застенчивость имеет тоже голос,
Как невысокий стебель –
                               тучный колос,
И как дрова –
                       высокое тепло.

…Застенчивости твёрдая ладонь!
Когда ударит колокол пожара,
Пока витии рассуждают яро –
Застенчивый бросается в огонь.

        *   *   *

 

   Клеим обои

Что делаем, друг, мы сегодня с тобою?
Да так – ничего. Просто клеим обои.
Нарежем, примерим и клейстер заварим,
Покурим. На кухне с тобой погутарим.
Поставим полоску, и снова закурим –
Потрепемся вдоволь о литературе,
О том, что сегодня фуфло на эстраде.
Намажем, прижмём, подровняем, пригладим.
Что будет здесь с нами на Ближнем Востоке?
Ровней. Хорошо – потолок невысокий.
…О старых и новых российских поэтах.
Да ты там смотри не свались с табурета.
Кривые углы нам сегодня достались.
И стык разошёлся, пока мы трепались.
… Минувшей весной я гулял по Парижу.
А клейстер заваривать надо пожиже.
Какое нам дело до рифмы с тобою –
Мы клеим обои.
Давай отдохнём – подломились коленки.
Нальём себе в честь окончания стенки.

 

Обложка книги стихотворений Якова Тублина "Образ жизни"

 

 

Вспоминается…

Выкормыш Советского Союза,
Блудный сын Израильской земли,
Я лежу у моря, грея пузо,
От земли украинской вдали.
Без меня к воде склонились вербы,
Буг течёт. На левом берегу
Друг остался – может, самый первый.
Я слетать всегда к нему могу.
Надо б поскорей, покуда силы
Не покинули совсем меня.
Постоять у маминой могилы,
Утонувшей в буйных зеленях.
Там, где я слагал простые песни,
Где картошку шевелил в золе,
Кореша мои уже до пенсий
Дожили. А многие – в земле.
Край, где я росою умывался,
Пробовал держаться на волне,
Хорошо бы ты меня дождался.
Может быть, приеду по весне.
Я пройду по улице Привозной,
По Таврической, Большой Морской.
И, наверно, встречусь слишком поздно
Я с одной девчонкой заводской.
Поклонюсь ей, словно важной даме,
Тихо вспомню юные года.
И скажу ей: «Я приехал к маме.»
К ней, одной, – не поздно никогда. 

                 *   *   * 

 

 

 Сахар 1941 года

В ту осень каждый был с бедой знаком. ...
Мы – беженцы из эвакосостава.
И вышла мать моя за кипятком
И от состава нашего отстала.

Расстрелянные рвались облака,
Война трясла меня в вагоне жестком,
А я ревел, потом молчал, пока
Меня не сняли с полки за Свердловском.

Я помню: сахаром кормил тогда
Меня солдат. Он левою рукою...
Да, левою кормил меня солдат,
А правая осталась под Москвою.

Солдат смотрел – и слезы по щеке:
«А у меня убили, гады, Кольку!
Рубай, сынок!»
                     И я, зажав в руке,
Рубал тот сахар пополам с махоркой.

Тот сахар был на самой на войне.
Где ты солдат? Судьба твоя какая?
Не знаю где, но и до этих дней
Твой горький сахар на губах не тает.

Молодые поэты Вячеслав Качурин, Яков Тублин, Сергей Крыжановский, г. Николаев, 1965 год

 

 


В защиту буквы «Ё»

Она отшельницей живёт,
Никто её не замечает.
И пишут «мед», где надо «мёд»,
И пишут «лед», где «лёд» сверкает,
Руке лениться не даёт
Моя внимательная память:
Не забывает над «её»
Вершинкой эти точки ставить.
Не убеждайте вы меня,
И что вы там ни говорите, –
А в русском щедром алфавите
Её никто не отменял.
Ну так за что же вы её
Урезали и обрубили –
Мою родную букву «Ё»,
Как будто намертво забыли.
Её кричат, её поют,
Её читают и вещают.
Законами не запрещают,
А вот печатать не дают.
За что же презирать её?
Неужто вам её не жалко?
А как же это – «Ёлки-палки»?
А как же это – «Ё-моё»?
Иду в защитники её,
К ней нанимаюсь в адвокаты.
Оправдываю букву «Ё» –
Она ни в чём не виновата.

                 *   *   *

 

 

   Ироничные строки

Не подобострастный, не благоговейный,
Я, признаться честно, слишком был идейный.
И довольно часто, и довольно долго
Мучался избытком гиперчувства долга.

За мою за верность, преданность и честность
Схлопотал расплату – полную безвестность.
И никто не видит, и никто не слышит,
Что я многих тоньше, голосистей, выше.

И никто на свете так и не узнает,
Где душа поэта по ночам летает.
И что с нею было, и что с нею стало,
Оттого, наверно, что не там летала…

 

Николаевские коллеги - литераторы Валерьян Юрьев, Михаил Божаткин, Эмиль Январёв и Яков Тублин

 

 

  Э. Январёву

Ещё ходить, ещё летать,
Ещё ловить снежок ладонью,
Но жёлтая печать листа
Уже легла на подоконник.
Ещё я буду молодой,
Пока не повзрослеют дочки,
Ещё до той последней точки
Чего не станется со мной!
Пока поёт мой соловей,
И на судьбу я не в обиде,
Но очень многого не видел
Ещё на родине своей.
Ждут многие меня места –
Леса и степи, и причалы…
Но отчего же так печалит
Осенняя печать листа?

           *   *   *

 

 


   Мост

Детям и внукам моим

Стынет апельсиновая роща,
Небеса февральские темны.
Думаю: «А может, было б проще
Не менять ни жизни, ни страны?»
Позади российские просторы,
Украины степи и поля.
Годы. Годы счастья и позора,
Ближних предков горькая земля.
Что ж меня подвигнуло оставить
Эту землю и сюда лететь?
Кто меня осмелится ославить,
Что я выбрал место умереть?
Только помирать как будто рано
Под таким приветным небом мне,
В этой, для меня пока что странной,
Иудейской вечной стороне.
Кипяток крикливого иврита
Обжигает слух, но я молчу.
Разве мова прежняя забыта?
Разве я забыть её хочу?
Но не запою и не заплачу:
Не за что и некого винить.
Сам решил судьбу переиначить,
Сам решил я жизнь переменить.
Это всё – нелёгкая наука,
Это – нешутейная игра:
Мост построить для детей и внуков –
Гешер в этот Богом данный край.
Да хранят их здесь, под светлым флагом
Доброта, любовь и красота –
Даже пусть костьми навечно лягу
При постройке этого моста.

 

 

 

  Мой иврит

Вы только превратно меня не поймите –
Не врун я, не лжец, не нахал –
Я с нежного детства болтал на иврите,
Но сам я себя не слыхал.
В зелёные годы и в спелые годы
Лежал я в развалинах школ
Отрезанной веткой большого народа,
Зарытой в российский подзол.
А соки ее пробивались так редко
Сквозь стыд, и сквозь страх, и сквозь грех.
И что я сегодня –
Та самая ветка,
А, может зелёный побег?
Так кто я сегодня,
Так кто я, скажите?
Я стар и настолько же мал.
…Я с детства еще говорил на иврите,
Но только об этом не знал.

            *   *   *

 

   Скамейка

Кому он нужен – мой заумный стих?
Сижу один. Скамейка на двоих.
Сижу и никуда не тороплюсь.
Израиль отодвинулись и Русь.

А Украина, где родился я,
Уже давно – не родина моя.
О поле моё горького пути!
Куда-нибудь меня перекати.

Но умер ветер мой. Моя волна
Остановилась. Думает она:
В каком ей направлении катить,
Зачем на гребне шелуху крутить.

Бьёт в сердце истощённое прибой.
Как трудно всё же быть самим собой!
Осмыслить самого себя, и их…
Один я – на скамейке для двоих.

  Книги Я. А.Тублина

Теплоход. – Одесса: Маяк, 1979. – 55 с.
Час прилива. – Одесса: Маяк, 1987. – 78 с.
Образ жизни – СПб.: Лимбус Пресс, 2008. – ISBN: 978-5-8370-0472-8
А дерево стоит. Избранные стихотворения – СПб.: Лимбус Пресс, 2011. – ISBN: 978-5-8370-0591-6